— Эй, — крикнул шкипер пьяным голосом, — кто ты такой?
— Мне нужно поговорить с вами на улице, мастер Арблестер, — сказал Дик. — А разговор будет вот о чем.
И он показал ему золотую монету, которая ярко блеснула при свете костра.
Глаза моряка вспыхнули, хотя он так и не узнал нашего героя.
— Ладно, мальчик, — сказал он, — я пойду с тобой… Кум, я сейчас вернусь. Пей на здоровье, кум!
И, держась за Дика, чтобы не упасть, он двинулся к дверям.
Едва он перешагнул через порог, десять сильных рук схватили его и связали; две минуты спустя, связанный, с затычкой во рту, он уже лежал на сеновале, засыпанный сеном. Рядом с ним бросили его матроса Тома; им предоставили возможность до самого утра размышлять о своей печальной участи.
Скрываться больше было незачем, и лорд Фоксгэм условным сигналом вызвал своих воинов; захватив нужное количество лодок, они целой флотилией двинулись на свет фонаря, прикрепленного к мачте. Не успели они взобраться на палубу, как с берега донесся яростный крик моряков, обнаруживших пропажу своих лодок.
Но ни воротить свои лодки, ни отомстить за них моряки не могли. Из сорока воинов, собравшихся на украденном корабле, восемь человек бывали прежде в море и сразу превратились в матросов. С их помощью поставили паруса. Подняли якорь. Лоулесс, нетвердо держась на ногах и все еще напевая какую-то — морскую балладу, взялся за руль. И «Добрая Надежда» сквозь ночную мглу двинулась в открытое море навстречу огромным валам. Дик стоял возле штормовых снастей. Непроглядную тьму ночи прорезали только свет огней «Доброй Надежды» и отдельные мерцающие огоньки домиков в Шорби, уплывающие вдаль; да еще изредка виднелись, когда «Добрая Надежда» проваливалась между волнами, гребни белой пены; на мгновение они вздымались снежным каскадом и так же быстро исчезали за кормой.
Некоторые из разбойников лежали на палубе, держась за что попало, и громко молились, другие страдали морской болезнью и, забравшись в трюм, разлеглись там среди всякой клади. Эта страшная качка да пьяная лихость Лоулесса заставили бы хоть кого усомниться в благополучном исходе плавания.
Однако Лоулесс, руководимый каким-то чутьем, по громадным волнам провел судно мимо длинной песчаной отмели и благополучно причалил к каменному молу; здесь «Добрую Надежду» наскоро привязали, и она, поскрипывая, качалась в темноте.
ГЛАВА ПЯТАЯ
«ДОБРАЯ НАДЕЖДА»
(продолжение)
Мол находился совсем недалеко от дома, в котором жила Джоанна; оставалось только переправить людей на берег, ворваться в дом и похитить пленницу. «Добрая Надежда» уже сослужила свою службу, доставив их во вражеский тыл. Они считали, что корабль им больше не понадобится, так как отступать они собирались в лес, где милорд Фоксгэм расставил свои подкрепления.
Однако высадить людей на берег оказалось нелегко: многие мучились от морской болезни, и все поголовно — от холода; в корабельной тесноте и суматохе дисциплина расшаталась; из-за качки и темноты все пали духом. На мол выскочили все разом. Милорду пришлось сдерживать своих людей, угрожая им обнаженным мечом. Конечно, это не обошлось без шума, а шум был сейчас опаснее всего.
Когда порядок был кое-как восстановлен, Дик с кучкой самых отборных воинов двинулся вперед. На берегу было еще темнее: в море там и сям белела пена, в то время как мрак, висевший над сушей, казался плотным, непроницаемым; вой ветра заглушал все звуки.
Но не успел Дик дойти до конца мола, как ветер внезапно стих; в наступившей тишине ему послышался конский топот и лязг оружия! Дик остановил своих спутников и спрыгнул на береговой песок; пройдя несколько шагов, он убедился, что впереди в самом деле движутся кони и люди. Он сильно приуныл. Если враги действительно подстерегали их, если воины сэра Дэниэла окружили конец мола, упиравшийся в берег, им с лордом Фоксгэмом будет очень трудно защищаться, так как позади у них только море и все их воины сбиты в кучу на узком молу. Осторожным свистом он подал условный сигнал.
К сожалению, этот сигнал вызвал совсем не те последствия, на которые он рассчитывал. Из ночной тьмы вылетел град наудачу пущенных стрел. Воины на молу стояли так тесно, что некоторые стрелы попали в цель; раздались крики испуга и боли. Лорд Фоксгэм был ранен и упал. Хоксли тотчас распорядился отнести его на корабль. Воины лорда Фоксгэма остались без всякого руководства. Одни принимали бой, другие совсем растерялись. В этой растерянности и крылась главная причина катастрофы, которая не замедлила разразиться.
Дик с горстью храбрецов в течение целой минуты удерживал конец мола, упиравшийся в берег. С обеих сторон было ранено по два, по три человека, сталь звенела о сталь. Сначала ни той, ни другой стороне не удавалось добиться успеха; но скоро счастье окончательно изменило сторонникам Дика.
Кто-то крикнул, что все погибло. Воины, давно уже павшие духом, с легкостью этому поверили; крик был подхвачен. Затем раздался другой крик:
— На борт, ребята, кому жизнь дорога!
И наконец кто-то с подлинным вдохновением труса крикнул то, что кричат при всех поражениях:
— Измена!
И сразу же вся толпа, толкаясь, с громкими возгласами страха кинулась назад по молу, подставив свои незащищенные спины неприятелю.
Один трус уже принялся отталкивать корму, но другой еще придерживал нос корабля. Беглецы с криком перепрыгивали на корабль, некоторые обрывались и падали в море. Иных зарубили на молу, иных в толкотне задавили насмерть свои же товарищи. Но вот наконец нос «Доброй Надежды» отделился от мола, и вездесущий Лоулесс, которому удалось с помощью кинжала расчистить себе дорогу и добраться до руля, направил корабль в бушующее море. Кровь стекала с палубы, заваленной мертвыми и ранеными.
Лоулесс вложил кинжал в ножны и сказал своему ближайшему соседу:
— Я, кум, пометил своей печатью многих из этих трусливых псов.
Когда беглецы, спасая жизнь, прыгали на корабль, они даже не заметили ударов кинжалом, которыми Лоулесс, стараясь пробраться к рубке, награждал встречных. Но тут они не то вспомнили про эти удары, не то просто расслышали слова, неосторожно произнесенные рулевым.
Охваченные паникой — войска приходят в себя не сразу; обычно люди, запятнавшие себя трусостью, как бы для того, чтобы забыть о своем позоре, бросаются в другую крайность и начинают бунтовать. Так случилось и теперь. Те самые храбрецы, которые побросали свое оружие и которых за ноги втащили на палубу «Доброй Надежды», теперь громко бранили своих предводителей и непременно хотели кого-нибудь наказать.
Вся их злоба обрушилась на Лоулесса.
