У нее явно есть темперамент, но знает ли она об этом? Была ли она разбужена? Девственница ли она еще, чей нрав требует успокоения?
Фульвио вдруг пожалел о том, что родители отдали его на воспитание в миланский монастырь, к ученым монахам. Дед его, живший в прошлом веке, не стал бы забивать себе голову всеми этими рассуждениями. Он бы приказал отхлестать красотку, а потом бы использовал в соответствии с потребностью. Она же, выполнив свою обязанность, сразу бы успокоилась и, сидя за прялкой, стала бы поджидать, когда муж снова почтит ее своим вниманием!
А эта в довершение ко всему еще и образованная! Фульвио отвернулся и стал ходить по комнате.
– Если я позволю вам выйти, мадам, вы же опять убежите! Вы поднимете на ноги весь городской гарнизон! Спровоцируете мятеж! Свалитесь в какой-нибудь колодец! Убьете папу! Устроите побег Франциску I! Отравите Карла V!.. И, бог его знает, что еще натворите. Ведь в вашей головке без конца роятся какие-то замыслы и фантазии. Не хочу упрекать вас в этом, но вы, мадам, не из числа жен, которые вносят в жизнь покой. Пока вы все еще княгиня Фарнелло, мне не хотелось бы рисковать, позволив вам стать причиной какого-нибудь очередного скандала.
«Не такое это легкое дело проучивать всех братьев Доменико, какие существуют в Риме».
Зефирина была слишком умна, чтобы не согласиться с обоснованностью его упреков.
– А если я дам вам слово, что до развода, не буду пытаться убежать?
– Хм…
– Я буду вести себя спокойно, клянусь вам. Зефирина умоляла его.
– Я даю клятву не покидать Рима. Клянусь головой, душой, клянусь честью своего отца. Это ужасно, но вы по-прежнему считаете меня воровкой. Вы сердитесь на меня за изумрудное колье…
Фульвио сделал жест рукой, означавший: «Пустяки, мадам».
Но Зефирина упрямо продолжала:
– Это не я! Ну как мне убедить вас? Самый крупный изумруд был внутри пустым. Я его открыла и нашла в нем маленькую пластинку из странного металла с фиолетовым отливом, с геометрическим рисунком и надписью…
– Надписью? – повторил Фульвио недоверчиво.
– Да, там были слова… я хорошо их помню… «Усталый Леопард в небо свой взор устремляет. Рядом с солнцем видит орла, тешащегося со змеей».
– Или у вас, моя дорогая, сильное воображение, или…
– Вы должны мне верить, рисунок представлял собой три треугольника, наложенных друг на друга. У нас в семье тоже было похожее колье, и я получила его при странных обстоятельствах. Но оба они были у меня украдены.
Зефирина говорила торопливо, будто боялась, что ее прервут.
– Что вы сделали с найденной пластинкой? Вы снова вложили ее в изумруд? – спросил Фульвио.
Зефирина покачала головой:
– Нет, я спрятала ее в одной из комнат, между двумя паркетинами. Для большей надежности я прикрыла пол в этом месте ковром, а колье оставила на туалетном столике…
– А потом?
– Вышла на террасу, где вы меня и нашли, – медленно произнесла Зефирина.
– Да, и где претендент на вашу руку оглушил меня, – продолжил Фульвио.
Он слушал, не шевелясь, рассказ Зефирины, а потом заговорил словно сам с собой:
– Как я уже рассказывал вам, если мне не изменяет память, в день нашей свадьбы, происхождение этого колье восходит к 1187 году, то есть к кануну третьего крестового похода. У меня в семье утверждали, что у этого изделия трагическая история. В самом начале было три одинаковых колье, и принадлежали они трем дочерям султана Саладина. Согласно легенде, все три драгоценности в течение 333 лет должны оказаться в руках одной женщины. И когда это произойдет, обладательница их получит доступ к сокровищам великого султана. Но это всего лишь легенда. Если вы говорите правду, если существуют три пластинки, то речь может идти о каком-то талисмане… Чтобы понять смысл этих треугольников и написанных там слов, надо заполучить все три пластинки… – почти шепотом сказал Фульвио. – Но рука, однажды совершившая кражу, захочет вернуть их…
– Если вы мне не верите, пошлите кого-нибудь в Ломбардию и проверьте, там ли еще пластинка.
– Благодарю за совет, – произнес с иронией князь.
Уже наполовину убежденный, он тем не менее никак не мог избавиться от некоторого недоверия к Зефирине.
– Ну, поверьте мне, я могу быть строптивой, бунтовать, но я никогда бы не опустилась до воровства. Как мне убедить вас, Что меня можно выпустить на улицу и не считать преступницей? Клянусь, буду вести себя достойно княгини Фарнелло и никуда не уеду, пока снова не стану Зефириной де Багатель. Но я не в силах чувствовать себя заключенной, я сразу становлюсь глупой, злой, сварливой. Я прошу вас, умоляю… Фульвио… поверьте мне.
Первый раз в жизни молодая женщина назвала своего мужа по имени. Глаза ее при этом были полны слез.
Если бы в тот момент князь обнял ее, то смог бы, вероятно, избежать многих несчастий, но он был слишком большим гордецом. В данный момент он не чувствовал себя в силах отнестись к молодой женщине с нежностью и простить ее.
К женщине, которая его унизила, он испытывал лишь физическое влечение, и тем сильнее, чем дольше оно оставалось неудовлетворенным.
Вместо того, чтобы сказать: «Берегитесь, Зефирина, чья-то преступная рука может пожелать завладеть третьей пластинкой, и у меня есть причины опасаться за вашу безопасность. У вас есть неумолимый враг, а вы так молоды, и мне хотелось бы защитить вас и от врага, и от вас самой, я чувствую себя ответственным за вашу жизнь», он отвернулся от нее, чтобы не дать себе размякнуть, и сухо произнес:
– Хорошо, мадам. В конце концов, что мне за дело до вашей участи. Вы получите возможность ходить когда и куда вам захочется, но только в сопровождении Пикколо. На этот счет я отдам распоряжения.
Лицо Зефирины осветила торжествующая улыбка.
– Благодарю, монсеньор, – сказала она, низко присев перед ним.
Фульвио взял ее тонкие пальчики в свою руку, чтобы поцеловать. Но после сцены в карете она хорошо помнила, до какой степени Фульвио способен взволновать ее, и чтобы остаться сильной, ей не следовало позволять ему дотрагиваться до себя. Поэтому, не давая ему времени выполнить свое намерение, она, точно ошпаренная, отдернула руку. Но Фульвио, как всегда ошибаясь, отнес этот жест на счет отвращения, которое он ей внушает.
Он сделал несколько шагов по комнате и снова подошел к жене.
– Не забывайте, однако, что ваши «признания» ничего не меняют в наших отношениях. Я бросил вам вызов и уверен, что выиграю его. В тот день, когда вы запросите пощады, когда вы окажетесь у моих ног с мольбой оставить вас княгиней Фарнелло, в тот самый день свершится моя месть за все ваше поведение, и я безжалостно отшвырну вас…
При этих словах, показавших, до какой степени он все еще оскорблен Зефириной, Фульвио повернулся на каблуках и вышел.
