отчеканена в царствование Георга IV и имела внутреннюю стоимость шесть франков восемнадцать сантимов.
Благодаря отличной памяти нам удалось классифицировать в уме названия и стоимость всех иностранных денег. Мы могли бы также описать герб в геральдических терминах. Так, на гербе дома X, врученном мне, мой сын отвечал: “полевой командир Гуль, с двумя серебряными Крозье в бледном”. Это знание очень пригодилось нам в салонах Сен-Жерменского предместья, куда нас часто приглашали.
Я также выучил иероглифы—хотя и не мог перевести ни слова на бесконечном множестве языков, таких как китайский, русский, турецкий, греческий, иврит и т. д. Мы также знали названия всех хирургических инструментов, так что хирургическая записная книжка, какой бы сложной она ни была, не могла смутить нас. Наконец, я обладал весьма достаточными познаниями в минералогии, драгоценных камнях, древностях и редкостях; но я имел в своем распоряжении все возможные средства для приобретения этих знаний, так как один из моих самых близких и лучших друзей, Аристид Ле Карпантье, ученый антиквар и дядя талантливого композитора с тем же именем, имел и до сих пор имеет кабинет антикварных редкостей, который заставляет хранителей императорских музеев ожесточаться от зависти. Мой сын и я провели много долгих дней, изучая здесь имена и даты, о которых мы впоследствии сделали научное представление. Ле Карпантье научил меня многим вещам, и среди прочего он описал различные знаки, по которым можно распознать старые монеты, когда монета стирается. Таким образом, Траян, Тиберий или Марк Аврелий стали для меня так же привычны, как пятифранковая монета.
Благодаря своему старому ремеслу я мог легко открыть часы и сделать это одной рукой, чтобы иметь возможность прочитать имя изготовителя, не вызывая подозрений у публики; затем я снова закрывал часы, и трюк был готов; мой сын управлял остальной частью дела.
Но та сила памяти, которой обладал мой сын в выдающейся степени, несомненно, оказала нам величайшую услугу. Когда мы посещали частные дома, ему требовалось лишь очень быстро осмотреть все предметы в комнате, а также различные украшения, которые носили зрители, такие как шатлены, булавки, очки, веера, броши, кольца, букеты и т. д. Таким образом, он мог с величайшей легкостью описывать эти предметы, когда я указывал ему на них посредством нашего тайного общения. Вот такой пример:
Как-то вечером в одном доме на шоссе Д'антен, по окончании представления, которое было столь же удачным, как и громкие аплодисменты, я вспомнил, что, проходя через соседнюю комнату к той, в которой мы сейчас находились, я попросил сына заглянуть в библиотеку и запомнить названия некоторых книг, а также порядок их расположения. Никто не заметил этого быстрого осмотра.
–Чтобы положить конец эксперименту с ясновидением, сэр, – сказал я хозяину дома, – я докажу вам, что мой сын умеет читать сквозь стену. Не одолжите ли вы мне книгу?
Естественно, меня провели в библиотеку, о которой шла речь, и я сделал вид, что вижу ее впервые, и положил палец на книгу.
– Эмиль, – обратился я к сыну, – как называется эта работа?
– Это Буффон, – быстро ответил он.
–А тот, что рядом с ним?– поспешил спросить недоверчивый зритель.
–Справа или слева?– спросил мой сын.
– Справа, – сказал говоривший, имея веские основания выбрать эту книгу, так как надпись была очень мелкой.
– Путешествия Анахарсиса младшего, – ответил мальчик. – Но, – добавил он, – если бы вы спросили название книги слева, сэр, я бы сказал, что это стихи Ламартина. Чуть правее этого ряда я вижу сочинения Кребийона, ниже – два тома мемуаров Флери. – И мой сын так назвал дюжину книг, прежде чем остановился.
Зрители не произнесли ни слова во время этого описания, так как были очень удивлены, но когда эксперимент закончился, все нам аплодировали.
Волшебник, который стал послом
(Всем известно, что Робер-Гуден однажды оказал своей стране важную услугу в качестве специального посланника в Алжире. Полвека назад эта колония была бесконечным источником неприятностей для Франции. Хотя мятежный арабский вождь Абд-дель-Кадер сдался в плен в 1847 году, местные Кабилы продолжали вести нерегулярную войну против французской власти, поощряемую их мусульманскими священниками, и в особенности при помощи так называемых "чудес", как исцеление от ран и ожогов, нанесенных самими Марабутами и другими фанатичными приверженцами Пророка.
Таким образом, в 1856 году надежды французского Министерства иностранных дел возлагались на Робера-Гудена. Его попросили показать свои фокусы в самой впечатляющей форме, чтобы доказать обманутым арабам, что они ошибались, приписывая своим святым людям сверхъестественные силы).
Было решено, что я прибуду в Алжир к следующему 27 сентября, в день, когда начнутся великие праздники, ежегодно устраиваемые столицей Алжира для арабов.
Должен сказать, что на мою решимость сильно повлияло осознание того, что моя миссия в Алжир носила квазиполитический характер. Я, простой фокусник, гордился тем, что могу оказать услугу своей стране.
Известно, что большинство восстаний, подавляемых в Алжире, возбуждаются интриганами, которые говорят, что они вдохновлены пророком и рассматриваются арабами как посланники Бога на земле, чтобы освободить их от гнета Руми (христиан).
Эти лжепророки и святые марабуты, которые являются колдунами не больше, чем я, и даже меньше, все еще пытаются воздействовать на фанатизм своих единоверцев же простыми трюками, которые также примитивны, как и зрители, перед которыми они выступают.
Правительство, стремясь таким образом уничтожить их пагубное влияния, рассчитывало на меня, чтобы сделать так. Они не без основания надеялись с помощью моих опытов доказать арабам, что проделки их марабутов были всего лишь детской забавой и по своей простоте не могли быть выполнены посланником с небес, что также очень естественно привело нас к тому, чтобы показать им, что мы их начальники во всем, а что касается колдунов, то французам нет в этом равных.
Сейчас я продемонстрирую вам успех, достигнутый этой искусной тактикой.
Между днем моего согласия и днем моего отъезда должно было пройти три месяца, которые я потратил на подготовку полного арсенала моих лучших трюков и покинул Сен-Жерве 10 сентября.
Я не стану рассказывать о своем путешествии больше, чем скажу, что едва я вышел в море, как пожалел, что не был здесь, и после тридцати шести часов плавания я встретил столицу нашей колонии с неописуемым восторгом.
28 октября, в день, назначенный для моего первого выступления перед арабами, я пришел на свой пост рано утром и мог наслаждаться видом их входа в театр.
Каждый гум 37, разбитый на группы был введен по отдельности в идеальном порядке на места, приготовленные заранее. Затем наступала очередь вождей, которые усаживались со
