– Я не могу поверить тебе, я не могу заставить себя поверить. – Тан покачал головой.
Последние остатки моего гнева улетучились.
– Я все тебе объясню. Как давно я должен был сделать это! Я предоставлю все необходимые доказательства. Но сейчас у нас нет времени. Ты должен довериться мне. Вельможа Интеф ненавидит тебя так же, как он ненавидел твоего отца. И ты, и госпожа Лостра в опасности. Вам грозит не просто смерть – вы можете потерять друг друга навеки.
– Но разве это возможно? – спросил Тан в смятении. Его потрясли мои слова. – Я думал, вельможа Интеф согласился на наш союз. Разве ты не говорил с ним?
– Да, говорил! – вскричал я, схватил Тана за руку и засунул ее себе под плащ. – Вот его ответ. Пощупай рубцы, оставленные кнутом! Он выпорол меня только за то, что я попытался заговорить о браке между тобой и госпожой Лострой. Вот как он ненавидит тебя и твою семью.
Тан уставился на меня, потеряв дар речи, и я понял, что он наконец поверил мне и теперь я могу обратиться к тому предмету, который владел моими мыслями гораздо больше его несвоевременной речи или кровной вражды великого визиря, что продолжалась на протяжении стольких лет.
– Выслушай меня, дорогой друг, и соберись с духом. Самое трудное впереди. – С ним нельзя говорить иначе, и мне пришлось прямо сказать ему все. – Вельможа Интеф не только не согласился на ваш брак, но этой же ночью он дал клятву отдать руку своей дочери другому. Она должна немедленно выйти замуж за фараона Мамоса и, после того как подарит ему сына, станет его главной женой и супругой царя. Царь сам объявит об этом в конце праздника Осириса. Бракосочетание состоится в тот же вечер.
Тана закачало, и в лунном свете его лицо побледнело, как у покойника. Долгое время мы оба были не в силах произнести хоть слово, а потом Тан повернулся и пошел от меня по полю. Я следовал за ним, не выпуская его из виду, пока он не увидел кучу черных камней и не уселся на нее с усталым видом старика. Я тихо приблизился к нему и сел рядом, чуть пониже. Я намеренно молчал, пока он не вздохнул и не спросил:
– А Лостра согласилась на этот брак?
– Конечно нет. Она наверняка ничего еще не знает. Неужели ты можешь хоть на мгновение поверить, что ее возражения будут чего-то стоить против воли отца и желания фараона? Сейчас ее слова ничего не значат.
– Что же нам делать, старина?
Несмотря на свое горе, я был благодарен ему за это «нам», так как оно включало меня в число его друзей.
– У нас есть только одна возможность, – предупредил я его. – В тот же вечер, когда фараон объявит о бракосочетании с госпожой Лострой, он прикажет заключить тебя под стражу или, что еще хуже, подпишет приговор о смертной казни. Царь слушает вельможу Интефа, и тот убедит его. А повод у него для этого найдется. Тебя обвинят в попытке мятежа.
– Я не хочу жить без Лостры и не хочу другой жены. Если царь отнимет ее у меня, пусть забирает мою голову как свадебный подарок. – Он сказал это без всякой театральности, и мне с трудом удалось разыграть гнев и презрение.
– Ты говоришь как старая жалкая старуха, которая отдает себя в руки судьбы и даже не пытается бороться. Как ты можешь говорить о прекрасной и бессмертной любви, если ты не хочешь бороться за нее?
– Как можно бороться с царем и богом? – тихо спросил Тан. – С царем, которому ты дал клятву верности, и богом, который так же далек и недоступен для смертного, как солнце.
– Как царь он недостоин твоей верности. Ты же ясно показал это в своей речи. Он слабый, сомневающийся старик, который разделил два царства и заставил нашу родину обливаться кровью, стоя на коленях.
– А как быть с богом? – тихо переспросил Тан, как будто его не интересовал мой ответ, хотя я знал, что он был очень религиозным человеком, как и многие великие воины.
– С богом? – Я постарался говорить издевательски. – В твоей руке с мечом гораздо больше божественной силы, чем во всем его маленьком слабом теле.
– Так что же ты предлагаешь? – спросил он обманчиво тихо. – Чего же ты от меня хочешь?
Я перевел дыхание и выпалил:
– Твои подчиненные, твои воины пойдут за тобой в подземное царство. Народ обожает тебя за смелость и честность… – Я остановился, потому что лицо его в лунном свете не предвещало ничего хорошего.
Тан молчал. Я успел насчитать по крайней мере двадцать ударов собственного сердца, прежде чем он мягко приказал мне продолжать:
– Говори, говори все.
– Тан, ты станешь благороднейшим фараоном нашей родины, нашей Та-Мери, за последнюю тысячу лет. Вместе с госпожой Лострой ты сможешь повести страну и весь народ к былому величию. Призови свои отряды и иди со своими людьми по насыпи туда, где находится этот фараон, беззащитный и легкоуязвимый. К восходу солнца ты станешь правителем Верхнего царства. Через год ты победишь узурпатора, и оба царства воссоединятся. – Я вскочил на ноги и встал к нему лицом. – Тан, вельможа Харраб, твоя судьба и любимая женщина ждут тебя. Бери же их в свои руки, могучие руки воина!
– Да, у меня руки воина. – Он поднял руки и посмотрел на них. – Эти руки воевали за отчизну и защищали ее законного царя. Ты оказываешь мне плохую услугу, старина. Это не руки предателя, а душа моя – не душа богохульника, который попытается сбросить с трона бога и погубить его, чтобы занять его место в пантеоне.
Я застонал в отчаянии:
– Ты станешь величайшим фараоном за последние пятьсот лет. Тебе не придется объявлять себя богом, если сама мысль об этом оскорбляет тебя. Сделай же это, умоляю тебя, ради Египта и ради женщины, которую мы оба любим!
– А сможет ли Лостра любить предателя так, как она любила воина и патриота? Не думаю. – Он покачал головой.
– Она будет любить тебя, несмотря ни на что…
Но Тан оборвал меня:
– Тебе не убедить меня. Лостра – женщина чести и добродетели. Стань я предателем и вором, я потеряю право на ее уважение. А кроме того, не смогу уважать себя или считать достойным ее нежной любви, если сделаю то, к чему ты меня побуждаешь. А это для меня не менее важно. Не говори больше об этом, если ценишь нашу дружбу. Я не требую себе двойной короны и никогда не посягну на нее. Да услышит меня Гор, и да отвернется он от меня, если я когда-нибудь нарушу эту клятву.
Дело было кончено. Я так хорошо знал его, этого большого дикого осла, которого я тем не менее любил всем своим сердцем. И он действительно сказал то, что думал, и сдержит свое слово любой ценой.
– Так что же ты будешь делать, упрямец? – в ярости спросил я. – Что бы я ни говорил, ты не желаешь меня слушать. Все хочешь сделать сам? Или ты стал настолько мудрым, что можешь обойтись без моего совета?
– Я охотно приму твой совет, если он будет разумным. – Он протянул руку и посадил меня рядом с собой. – Подожди, Таита, нам нужна твоя помощь. Она нужна и мне, и Лостре как никогда раньше. Не бросай нас! Помоги нам найти честный выход из создавшегося положения.
– Боюсь, такого нет, – вздохнул я. Мысли мои метались, как щепки в быстрых водах Нила. – Если ты не желаешь надевать на свою голову корону, тебе нельзя оставаться здесь. Ты должен взять Лостру на руки и унести ее прочь.
Он уставился на меня:
– Покинуть Египет?! Ты не можешь говорить об этом серьезно. Это же мой мир. И мир Лостры.
– Нет! – заверил я его. – Я имел в виду другое. В Египте есть еще один фараон. Тому фараону тоже нужны воины и честные люди. Ты можешь многое предложить такому царю. Твоя слава в Нижнем царстве нисколько не меньше, чем здесь, в Карнаке. Возьми Лостру на палубу «Дыхания Гора», и пусть твоя ладья полетит вниз по течению. Ни один корабль не догонит тебя. Через десять дней при попутном ветре ты будешь при дворе красного фараона в Мемфисе и дашь ему клятву верности…
– Клянусь Гором, ты все равно хочешь сделать меня предателем, – резко оборвал он меня. – Дать клятву верности узурпатору, так ведь? Тогда как же быть с клятвой, которую я дал фараону Мамосу? Разве она ничего не значит для меня? Что я за человек такой, если могу давать клятвы верности каждому царю или отщепенцу, который попадается у меня на пути? Клятвами нельзя торговать или брать их назад, их дают на всю жизнь. Я дал клятву верности только настоящему фараону Мамосу.
