«Не тебе, а мне! — тоже перестала улыбаться Жаккетта. — И не подарил, а только обещал!»
Но ее мыслей никто не услышал.
* * *
Вторая прогулка в сопровождении оруженосца прошла куда более интересно.
Постепенно для Жанны и Жаккетты он перестал быть «юношей» и превратился в Жерара.
Жаккетта мало-помалу научилась получать от верховой езды небольшое удовольствие и теперь могла посвятить часть времени не борьбе со стременами, седлом и удилами, а обозрению местности вокруг.
Жерар охотно устроил им путешествие по окрестностям Шатолу. И не менее охотно рассказал, как отсюда можно выбраться, да что толку. Выбраться все равно было нельзя.
— Да, за рекой идут владения, уже не принадлежащие господину виконту, — подтвердил он предположения Жанны. — Там, где деревня и монастырь. Все, что за рекой, — не его. К северу и западу от замка лес тянется довольно долго, он очень обширный, а затем начинаются болота и топи. Очень неприятные места. Но весной даже там красиво. Лягушки квакают, ужа можно увидеть. Они там толстые, длинные.
— А к югу? — перебила Жанна.
— На юге тоже лес, тут везде лес. К югу он больше становится смешанным, дуб, ясень, кустарника много. Туда господин виконт за кабанами ездит. Они любят выходить на прогалины, часто бывают в сырых низинках. К юго-западу есть пятачок со старыми елями, Еловая падь называется.
Жанна и Жаккетта переглянулись.
— За падью на дороге стоит постоянный дозор господина виконта. Там, где начинается дорога на гатях по болоту. Шатолу находится в кольце болот.
— Это прямо остров какой-то! — в сердцах воскликнула Жанна.
«То-то мы так свободно по лесу разъезжаем…»
— Да, госпожа, очень похоже, — улыбнулся Жерар. — Хотите, я покажу вам барсучью нору?
* * *
Барсучья нора притаилась в овраге, который выходил на полянку-проплешинку в окружении дубов.
Все трое спешились и подошли к норе.
— Такие норы зачастую бывают старше замков, — объяснил Жерар. — Барсуки живут здесь поколение за поколением не хуже людей. Внутри это целый подземный лабиринт. Часто лисы любят занимать барсучьи норы, на какие только хитрости ни идут, плутовки, чтобы вытурить хозяина.
Жанна слушала обстоятельный рассказ Жерара о барсуках, и почему-то на душе у нее становилось легко и тепло.
Она впервые заметила, словно с глаз спала серая пелена, что лес кругом осенний, весь золотой и пурпурный, и листья уже начинают свой полет с ветвей на землю.
Жанна запрокинула голову и увидела ярко-синее, невозможно чистое небо в просветах между желтым ажуром листвы.
«Такое небо бывает только осенью… — подумала она. — Ну как же я забыла?!»
Зоркоглазая Жаккетта углядела ящерицу, шуршащую по палой листве, и кинулась за ней.
— Госпожа, хотите шиповника? — робко спросил Жерар. — Здесь, на полянке, его много.
— А что с ним делать, его же не едят? — удивилась Жанна. — В детстве я попробовала, до сих пор помню, какие семена колючие и как к языку пристают, не отдерешь.
— Вы просто не знали, какой шиповник можно есть, — серьезно сказал юноша. — Пойдемте, я вас научу.
— Хорошо… — улыбнулась Жанна.
Шиповник на полянке рос просто королевский.
Его заросли были выше человеческого роста, а полупрозрачные красные плоды со звездочками засохших чашелистиков на концах усеивали кусты густой россыпью.
Как оказалось, хитрость была в том, чтобы шиповник созрел до необходимой мягкости. Тогда можно надкусить его с одного конца, губами выдавить ядро колючих семян, покрытых теперь скользкой оболочкой, выплюнуть его и с удовольствием съесть оставшуюся кожицу и мякоть.
Жерар это наглядно продемонстрировал, сопровождая свое действие подробными объяснениями.
Жанна повторила и с удивлением поняла, что вкусней ягоды, пожалуй, и не ела.
Жаккетта бросила гоняться за ящерицами и присоединилась к ним, выбрав самый усыпанный плодами куст.
— Ой, смотрите! — удивленно воскликнула Жанна. — На этом кусте плоды продолговатые, а на том круглые!
— Да, у каждого куста свои, — подтвердил Жерар. — Они и по вкусу отличаются. Есть сладкие, а есть кислые.
Жаккетта лишь кивком головы подтвердила его правоту, предпочитая не отвлекаться на слова.
Она уплетала шиповник в два раза быстрее, чем Жанна и оруженосец. Оболочки, наполненные зернышками, только вылетали из ее рта, усеивая землю рядом с кустом.
Потом они скакали обратно к замку.
Жанна словно в первый видела и мощные дубы, смыкающие над ними свои ветви, и огромные зубчатые листья кленов, колышущиеся от ветра.
Солнце пробивалось сквозь кроны, высвечивая ковер листьев на земле. Влажный запах прошлогодней листвы мешался с острым и тонким ароматом нынешней.
Где-то неподалеку слышался тугой и низкий, словно звук рога, рев. Это возвещал о начале гона красавец олень. Не того гона, когда по его следу несутся носами к земле беспощадные гончие, а совершенно иного, когда он сам, во всей своей красе, вышел на поиски дамы сердца и готов схлестнуться с другим самцом, чтобы в борьбе выяснить, чьи дети будут пастись на этой земле.
Жанна знала, что все беды, свалившиеся на нее, никуда не ушли.
Но душа словно растворилась в осеннем лесу, отодвинула в сторону и напрочь забыла все неприятности. Теперь в ней царили и осеннее небо, и карнавал осенних листьев и сладкий вкус спелого шиповника.
— Спасибо, Жерар! — искренне сказала она оруженосцу. — Сегодня я вспомнила, какой бывает осень.
Впереди из пожарища червонно-золотого леса вырастал и надвигался на нее черный Волчий замок.
Виконт, именуемый теперь Жанной и Жаккеттой Волчьим Солнышком, добросовестно старался сделать жизнь своих пленниц интересной и разнообразной.
Жанна и Жаккетта получили официальное приглашение немедленно явиться в баню.
Естественно, не днем, а далеко за полночь, когда они уже крепко спали.
— У меня такое чувство, что мы из этой бани выйдем еще грязнее, чем были… — только и сказала Жаккетта.
Но уклониться от нового развлечения было никак нельзя. Пришлось собираться.
— А я не пойду! — вдруг взвилась Жанна. — Пусть хоть под конвоем ведут!
Но ее бунт продолжался недолго.
Потому что пришел сам виконт, галантно взял обеих полуодетых девиц под руки и повел.
В баню.
Жанна сникла и не сопротивлялась.
— Я встревожен, мои милые прелестницы! — принялся по обыкновению высказывать заботу о пленницах Волчье Солнышко. — Мне это кажется или я вправду не вижу радости на ваших лицах?
