придётся воевать.
— Придётся так придётся. С каких пор канцлер германской империи боится войны? — спросил Штибер, выразив удивление на благообразном личике.
— Чушь! — отрезал Бисмарк. — Я ничего не боюсь. Но бессмысленно лить немецкую кровь на чужих полях не хочу. Одно дело воевать, как это было сейчас, — наверняка, один на один. И совсем другое, когда через пять или десять лет Франция очухается, захочет взять реванш и сколотит коалицию. Вот тогда нам придётся туго.
— Не беспокойтесь, экселенц. И сегодня, и завтра, и через десять лет мои агенты к вашим услугам. Мольтке [33] ударит снаружи, я изнутри, — и где будет та Франция?
— Если бы всё было так просто, — раздражённо сказал Бисмарк, барабаня пальцами по столу.
Одним глотком допил кружку. Вытер усы и наклонился к Штиберу. Понизил голос.
— Мольтке, агенты… это всё хорошо. Но, понимаешь ли…
Замолчал, словно в затруднении.
— Я весь внимание, экселенц, — подбодрил Шти-бер, несколько озадаченный нерешительностью канцлера, для него отнюдь не свойственной.
— Скажи-ка, Вилли, следил ли ты за карьерой Наполеона Третьего? — спросил вдруг Бисмарк.
Вопрос был, мало сказать, неожиданный.
— Ну, так… Знаю, конечно, в общих чертах, — неопределённо ответил Штибер.
— А тебя не удивляет его взлёт?
— Что вы имеете в виду, экселенц?
— Но это же поразительно! Нищий, никому не нужный принц. Неудачник, затеявший две глупейшие попытки государственного переворота и блистательно обе проваливший. Осуждён на пожизненное заключение… в общем, никто. — Бисмарк замолчал и откинулся на стуле, задумчиво глядя в потолок. Пользуясь паузой, Штибер торопливо наполнил кружки. — И вдруг всё меняется чуть ли не в одночасье. Сначала непонятным образом бежит из тюрьмы. Потом, после свержения Луи-Филиппа, становится национальным депутатом. Следом избирается президентом республики, и, наконец, через короткое время, наплевав на конституцию, объявляет себя императором. По сути, совершает переворот. А французы это проглотили, как будто так и надо. Полиция промолчала, армия осталась в казармах, словно её кто-то придержал… Каково?
Штибер пожал узкими плечиками.
— Хорошо начал, но плохо закончил.
— Не скажи, приятель, не скажи… Правил довольно долго и, в общем, небезуспешно. Мог бы и дальше, если бы на нас не полез. Но это детали… Главное в другом: как это у него так складно всё вышло? Как по маслу, а? Ведь не стратег, не полководец, да и политик не первого разбора.
Штибер осклабился.
— Ну, если бы я был племянником великого императора, у меня бы тоже много чего вышло.
— Чушь! — рявкнул Бисмарк. — Одним именем трон не завоюешь. Думай, Вилли, думай…
Штибер помолчал.
— А что тут думать, — сказал наконец. — Помог ему кто-то — вот и всё. Побег организовали, за выборы заплатили… Ну, и так далее. Кому-то очень понадобился свой человек на престоле. Такие примеры в истории есть.
— Уже теплее! одобрительно сказал канцлер, поднимая палец. — Я тоже так считаю. Существуют некие люди, которые смогли из каких-то соображений посадить на трон человека, у которого за душой было только родство с императором и репутация весёлого сумасшедшего… И это самое интересное. Что ж там за люди такие и какова мера их влияния, если они могут манипулировать деньгами, общественным мнением, армией и полицией?
— Что за люди? — переспросил Штибер. Почесал подбородок. — А какая нам, в сущности, разница? Мало ли кто где сидит за кулисами и дёргает за ниточки… Так или иначе, они своё отыграли. Наполеон сидит в Лондоне и на трон больше не претендует.
— Наполеон фигура битая, — согласился Бисмарк. — Я предложил ему вернуться в Париж и снова сесть на престол, он отказался. Дескать, болен и стар уже для борьбы. Тряпка. А жаль. Лучше иметь дело с битым монархом, чем с оголтелыми республиканцами, составившими правительство. Ну да ладно… Вернёмся к людям.
Штибер подавил зевок. Он уже забыл, когда высыпался, и чувствовал вязкую усталость. Казалось бы, война позади, поработал на славу, можно и отдохнуть недели две-три. Да где там! Бисмарк не отпускает. Далеко не всем в германских княжествах (да и за границей тоже) пришлось по душе объединение — империю с первых же дней надо защищать, и не обойтись тут без вездесущих шпионов, воспитанных и обученных им, Штибером… Дались Бисмарку эти неизвестные люди…
— Вот ты говоришь, они своё отыграли, — продолжал Бисмарк, покусывая ус. — Не так. Отыграл Наполеон. А они остались где-то в тени, но возможности-то при них. Влияние, деньги, что-то ещё… Не вымерли же они с уходом Наполеона.
— Ну, может, и так, — осторожно откликнулся Штибер. — И пусть себе сидят в тени. Нам до них дела нет.
Канцлер вскочил, как подброшенный пружиной. Следом вскочил и оторопевший Штибер, не понимая, чем вызван столь резкий взрыв эмоций.
— Болван! — заорал Бисмарк. (А уж орать он умел.) — Дальше своего носа не видишь! Навербовал во Франции кучку предателей и рад! А что они могут? Шпионить и панику в тылу наводить? Невелика заслуга!
На "болвана" Штибер не обиделся. Бисмарк иной раз обзывал и не так. (При случае мог и в ухо съездить.) Но вот за агентов своих стало обидно. Уж кто-кто, а они свою лепту в разгром Франции внесли, и немалую, и Бисмарк о том прекрасно знает. Что это с ним?
Бисмарк успокоился так же неожиданно, как и вспылил. Снова сел. Жестом указал Штиберу на портсигар.
— Кури! И слушай меня внимательно…
Через час Бисмарк начал собираться. Натянул прорезиненный плащ и фуражку, взял большой зонт.
— Ты всё понял? — спросил на прощание ласково.
— Всё, экселенц, — угрюмо сказал Штибер.
— Ну, так работай, чёрт побери!
Попрощался, значит…
Оставшись один, Штибер сел за стол и налил пива. Отхлебнул, не чувствуя прекрасного баварского вкуса с лёгкой горчинкой. До вкуса ли тут? Бисмарк умел ставить нерешаемые задачи и ценил своего обер-шпиона за то, что он всё-таки их решал. Но сейчас Штибер был в растерянности. Машинально поглаживая стеклянный бок пивной кружки, пытался собрать мысли и разложить их по полочкам.
Канцлеру нужны люди, которые когда-то привели Наполеона к власти. Нужны их возможности, их влияние, их способность направлять ход событий. Их надо найти и поставить себе на службу, чтобы впоследствии использовать в антифранцузской политической игре.
Тут сразу возникает два вопроса. Первый из них: как искать иголку… даже не в стоге сена, а на морском дне? Ведь про этих людей ничего не известно. Может, их и вовсе нет. Может, они существуют лишь в воображении Бисмарка… Хотя, логически рассуждая, быть они должны. Тут канцлер прав: не смог бы голландский принц сесть на французский престол без мощной поддержки.
Ладно. Допустим, есть. Допустим, нашли.
Но следом встаёт второй вопрос:
