Ознакомительная версия.
Диакторида поддержал Гиппоной, брат Булиса, которого тоже избрали эфором на этот год:
— Мой брат просто хотел поделиться с согражданами своими впечатлениями от поездки в Персию. Вот как следует воспринимать это роскошное застолье, эти одежды, прически и украшения, — молвил Гиппоной, борода и волосы которого тоже были тщательно завиты. — Отведав сегодня этих яств, завтра никто из нас не закажет их снова. Даже Булис, который теперь неслыханно богат, не станет после свадьбы вкушать кушанья, к коим он не привык. Тем более никто из нас не станет рядиться в персидские одежды и завивать бороду в своей обыденной жизни. Ведь и на празднике в честь Диониса мы называем жену одного из царей супругой бога, она даже проводит ночь в храме. Однако после этого священнодейства царица возвращается к своему истинному мужу. И никого из спартанцев не возмущает то, что на одну ночь царица была доступна богу.
— Вот именно, — вставил Диакторид, — Гиппоной верно говорит. Незачем все усложнять и обвинять нас в нарушении закона.
— Так здесь у вас, стало быть, торжество по примеру Дионисийского праздника! — язвительно произнес Евриклид. — Вот почему так много ряженых на этой свадьбе, иных просто не узнать! А от Булиса так пахнет благовониями, как не пахнет даже от алтаря Аполлона Карнейского. Мне думается, не попытка ли это жениха хоть на время, хоть полушутя, но уподобиться богу Дионису, который ведь тоже прибыл в Грецию из Азии!
Гиппоной растерянно хлопал глазами, не понимая, шутит Евриклид или говорит всерьез.
— Твое занудство, Евриклид, способно даже каменную статую вывести из терпения! — сердито воскликнул Булис, собиравшийся отпить вина, но после услышанного резко опустивший чашу обратно на стол. — Я понимаю, что разочаровал тебя, не отказавшись от персидского золота в пользу государства. Ты упрекаешь меня в том, что я пожелал втереться в ряды знати, как будто в этом есть что-то постыдное. Твои упреки мне непонятны. Может, ты завидуешь моему богатству или счастью дочери Диакторида? Ведь всем известно, что свою дочь ты довел до самоубийства бесконечными нравоучениями!
Старейшина вздрогнул, как от удара плетью. На его суровом лице отразились душевная боль и гнев.
У Евриклида действительно была дочь-красавица, которую он обручил с юношей из рода Тиндаридов. После ранения в голову юноша ослеп. Тогда Евриклид пообещал отдать свою дочь в жены сыну своего давнего друга. Однако дочь Евриклида унаследовала от отца его непреклонный нрав. Ей был по сердцу ее первый жених, отказываться от которого она не собиралась. Евриклиду же был не нужен зять-калека.
Желая образумить дочь, Евриклид позволял себе почти с презрением отзываться о несчастном слепом юноше, который, по его мнению, пропустил опасный удар в голову лишь потому, что был плохим воином. Зато другой претендент в женихи, полагал Евриклид, воин хоть куда!
Каким-то образом слепой юноша узнал, как отзывается о нем Евриклид. А узнав, он без колебаний покончил с собой. Дочь Евриклида, не желая выходить замуж за нелюбимого человека, бросилась на меч. Эта история в свое время наделала немало шума в Лакедемоне. С той поры у Евриклида появились недруги среди Тиндаридов, и смерть любимой дочери лежала на нем тяжким грузом вот уже много лет.
Упрек Булиса Евриклид принял близко к сердцу. Стерпеть такую дерзость он не мог, поэтому немедленно ответил в резкой манере:
— Не тебе, сыну безродных родителей, попрекать меня смертью дочери, — гневно заговорил старейшина. — Я вырастил свою дочь до возраста невесты, а ты бросил двух своих дочерей и сына, желая создать другую семью. Для тебя Галантида вроде двери в тот чертог, куда прежде тебе, безродному тупице, не было хода. Дочь Диакторида для тебя, недоумка, как ступенька, чтобы ты смог подняться до уровня граждан, коим ты и в подметки не годишься! Мне жаль Диакторида: у него будет немужественный и алчный зять! Мне жаль и Галантиду. Ей, благородной по рождению, придется делить ложе с таким ничтожеством, как ты, Булис.
В завершение своей гневной тирады Евриклид процитировал строки из «Илиады» Гомера, вспомнив слова Гектора:
Лучше бы ты не родился на свет иль погиб, не женившись!
Так бы хотел я, и так несомненно гораздо бы стало полезней.
Под гул негодующих выкриков друзей Булиса и родственников невесты Евриклид направился к выходу с надменно поднятой головой. Его двоюродный брат Феретиад последовал за ним.
Булис не остался в долгу. Вскочив со своего места, он громко процитировал другой отрывок из «Илиады», отвечая Евриклиду словами Агамемнона:
Зла предвещатель! Отрадного мне никогда ты не скажешь.
Сердце ликует в тебе, если можешь несчастье пророчить.
Доброго ты отродясь ничего не сказал и не сделал!
Евриклид и Феретиад покинули пиршественный зал, даже не обернувшись на ответные слова жениха. Тем не менее гости принялись дружно рукоплескать Булису, который не растерялся и отплатил обидчику той же монетой, выказав при этом свою образованность.
Громче всех хлопал в ладоши Диакторид. Это он подарил Булису пергаментный свиток с «Илиадой» еще за два месяца до свадьбы. Диакторид и не предполагал, что Булис так увлечется поэмой Гомера и даже выучит наизусть некоторые отрывки из нее. Во всяком случае, мнение Диакторида о зяте стало еще более высоким. Богатство богатством, но в роду у Диакторида мужчины прежде всего блистали умом и начитанностью.
* * *
В конце зимы в Спарту прибыли послы из арголидского города Микены. Граждане Микен вознамерились обнести свой город стенами, но против этого выступили аргосцы, усмотревшие в этом намерение микенян со временем выйти из Аргосского союза, как это уже сделали Эпидавр, Трезен и Тиринф.
Некогда могучий союз арголидских городов ныне стремительно распадался, поэтому граждане Аргоса прилагали все усилия к тому, чтобы не допустить окончательного развала симмахии. Два года тому назад аргосцам пришлось смириться с выходом Тиринфа из симмахии только потому, что им не удалось взять город штурмом. Тиринф окружают не только самые древние, но и самые мощные стены во всем Пелопоннесе. Стены и башни Тиринфа возведены из огромных каменных блоков, плотно пригнанных друг к другу. Высота стен Тиринфа достигает тридцати локтей, а их толщина составляет местами не меньше пятнадцати локтей, а местами доходит и до двадцати. Такую мощную стену не в состоянии пробить ни один таран. Сделать подкоп под стену тоже невозможно, поскольку Тиринф стоит на горном выступе.
Аргосцы оставили Тиринф в покое, но это перемирие казалось зыбким и непрочным. Тиринфяне прекрасно знали, сколь злопамятны граждане Аргоса и как они порой бывают мстительны и жестоки.
Ознакомительная версия.
