— Раненые есть? — ротный нарисовался.
— Есть, — откликнулся Вова.
— Куда тебя?
— В руку.
— Серьезно?
— Осколок внутри засел.
Лейтенант посмотрел на Вову, которому осторожно протаскивали руку в рукав шинели.
— Слушай, Лопухов, политрук ранен, надо доставить его в медсанбат, срочно.
— Доставим, вот стемнеет, и доставим, — согласился Вова.
— Не доживет он до темноты, сейчас надо.
Сейчас? Он что, с ума сошел? Сейчас по этим развалинам лазить, да еще с раненым — верная смерть.
— Да я его с раненой рукой не унесу, — попытался выкрутиться Три Процента.
— Надо попытаться, Лопухов. Мы тебе волокушу сделаем.
Вова хотел было послать лейтенанта по известному адресу, но оглядевшись вокруг, не рискнул этого сделать, не поймут.
— Хрен с вами, делайте волокушу.
Винтовку Три Процента положил в волокушу, все равно одной рукой с ней не управиться, а политрук был без сознания не возражал. Дальнейший путь был извилист и опасен. Сначала надо было пересечь заваленную обломками зданий улицу, обойти угловой дом, в котором первые два этажа занимали фрицы, а верхние — наши. Дальше проскользнуть через двор и попасть в подвал серого трехэтажного дома. Там были обещаны медицинская помощь, и безопасный путь к берегу Волги.
Большую часть пути придется проделать ползком, к этому Лопухов был готов. Приспособил к волокуше длинный ремень, связанный из нескольких поясных, накинул, его на здоровое плечо и пополз. Улицу пересек относительно легко и быстро, а дальше дело застопорилось. Проклятая волокуша цеплялась за камни и обломки, выдергивать ее одной рукой было очень непросто, а шума при этом было немало. Несколько раз он задевал раненой рукой землю, боль била в мозг, Вова замирал, боль чуть притуплялась, и он дергал ремень снова.
Минут через сорок он почти обогнул угловой дом, но тут его заметили. МГ бил короткими, не давая поднять головы. Поначалу Вова не сообразил, почему он до сих пор жив, но заметив, что немецкие пули обходят стороной волокушу, понял — живьем взять хотят. Решили, что с таким риском эвакуируют важного командира? А винтовка-то в волокуше. И одной рукой с ней не управиться. Положение… Три Процента зубами стянул рукавицу с правой руки.
Едва пулемет смолк, Вова приподнялся, нащупал кобуру нагана на ремне политрука и рванул клапан. Оружие оказалось на ремешке, но его длины хватило. Раньше он из револьвера ни разу не стрелял, но много раз видел, как это делают другие. Хренасе усилие на спуске! Вова высадил весь барабан по мелькнувшим в нескольких метрах фигурам в белых маскхалатах. Кажется, в кого-то попал, судя вскрику и ответной пальбе. Не обращая внимания на свистевшие вокруг пули, вскочил на ноги и рванул вперед, волокуша с грохотом потащилась за ним.
Вова нырнул за угол, временно укрывший его от преследователей, выскочил на улицу и поскакал на противоположную сторону, стараясь игнорировать дергающую боль в руке. Пулеметчик, сволочь, открыл огонь не сразу. То ли проспал Вовино появление, то ли специально дал фрицам, забывшим в азарте погони об осторожности, выскочить на открытое место. Та-та-та-та-та-та-та, зашелся длинной очередью «максим». Пока фрицы не сообразили подстрелить его из-за угла, Три Процента нырнул в какую-то дыру. Волокуша в нее не пролезла, Вова вытащил из нее винтовку и толкнул ее в дыру. С политруком пришлось повозиться, но справился.
Наверху разгоралась перестрелка, видимо, фрицы серьезно обиделись. Нащупав винтовку, Лопухов отправился искать другой выход. Минут через десять, он убедился, что попал — все остальные выходы были завалены наглухо.
— Кто здесь?
Кажется, товарищ политрук пришел в себя.
— Я это, Лопухов.
— Где мы?
Говорил он еле слышно, с перерывами, слова давались ему с трудом.
— В подвале, я вас вытащить пытался, да фрицы не дают.
Политрук помолчал, и Вова решил его немного успокоить.
— До темноты отсидимся, а там я вас до наших дотащу.
— Зря, все зря. Мне час остался, два — много.
Хотел Вова возразить, что все будет нормально, еще поживем, на свадьбе твоей станцуем, но понял, что все это будет выглядеть фальшиво. Прав политрук — хана ему. Только, если сейчас он окажется в операционной, но это уже из области фантастики.
— Об одном только жалею, ни одного немца убить не успел. Только высунулся, и сразу взрыв. Не повезло. А ты много немцев убил?
Вова задумался.
— А черт его знает. Стрелял, попадал. А убил или ранен, как понять? Двух танкистов штыком — точно. Сколько еще — не знаю.
— Когда на фронт вернешься, ты за меня хотя бы одного…
— Обязательно, — пообещал Лопухов.
— Пить хочется.
— Нельзя вам, — возразил Вова.
— Можно, мне уже все можно.
Жалость и чувство долга несколько секунд боролись в Вовиной душе, но долг взял верх.
— Нет, нельзя вам.
Помолчали, наверху перестрелка тоже стихла.
— Знать бы только, что все не зря, что победим.
— Да победим, как же иначе, — Вова подумал, что сейчас сам говорит как политрук.
— Знать бы только когда.
Вова прикинул в уме.
— Через два с половиной года.
— Долго. А быстрее нельзя?
Он еще и шутит! Сверху опять застучал пулемет.
— Я сейчас!
Три Процента зажал винтовку между ног, загнал патрон в ствол. Рванул он не к входу, а к маленькому окошку, оттуда обзор должен быть лучше. Так и оказалось, прячущиеся за углом фрицы отсюда были видны. Не очень хорошо, но расстояние метров сорок всего. Пристроив винтовку, Вова поймал в прицел чью-то спину, задержал дыхание и потянул спуск. Бах! Попал! Фрицы решили, что с них на сегодня хватит и убрались. Вова вернулся к политруку.
— Еще одного завалил, за тебя. Слышь, политрук? Синельников?
Минут пять Лопухов пытался нащупать пульс. Ошибся политрук, не час, а считанные минуты оставались ему. Оказывается, сделать одной рукой простейшие манипуляции не так просто. Для того, чтобы запустить руку под шинель и достать из нагрудного кармана документы, пришлось повозиться. Отцепить наган от ремешка Вова даже не пытался, да и зачем он с пустым барабаном? Была мысль привалить чем-нибудь труп, но по здравому размышлению от нее отказался. Во-первых, адреналиновая накачка начала проходить, в раненой руке появилась неприятная дергающая боль, лишний раз двинуться не хотелось. Во-вторых, морозы уже стоят приличные, где-то в феврале город освободят, тогда и похоронят. А так его легче найти будет. Знать бы еще адрес, чтобы сообщить в штабе.
В подвале он не задержался лишней минуты. Едва основательно стемнело, Вова высунул нос наружу и попытался сориентироваться. Если отталкиваться от направления, с которого стрелял «максим», то надо взять правее, где-то под девяносто градусов и опять пересечь улицу, а потом… Пш-ш-ш-ш. Немецкая. В свете ракеты он попытался запомнить ориентиры и, едва сомкнулась темнота, рванул вперед. Бросок через улицу остался незамеченным. Правая рука без рукавицы начала мерзнуть, Вова постарался согреть ее дыханием. Пш-ш-ш-ш. Замереть, не двигаться, даже не дышать. Желтоватая, наша. Погасла, наконец.
