Всё дело в том, что одним из главных помощников Барбароссы II был некто Ричмонд Шеллоу Райдер, по прозвищу «Ласт Пранк»…
— «Последняя шалость»?
— Именно так. …Однажды, после очередной поимки, его подвели к заслуженной виселице и предложили прилюдно покаяться перед смертью в содеянных грехах. Он охотно согласился, но только с одним условием — ему должны будут дать возможность сделать последнюю шалость. Разумеется, ему разрешили, ведь желание покаяния у любого смертного, как известно, угодно Богу. Да и, казалось бы, чего тут бояться, ведь кругом целый батальон солдат, крепостные стены и полная площадь разъярённых людей?
Пирату тут же развязали руки, а он, шутя, щёлкнул пальцами, выхватил у офицера саблю, убил, сукин сын, двенадцать вооружённых человек и безнаказанно удрал…. И это уже в четвёртый раз, Джонатан! Правда, до этого он обходился без подобных выдумок.
…Он хитёр, как сотня лис, дерётся как сам дьявол, а уж как стреляет…! Ох, — тяжело вздохнул Гарсиласо де ла Вега, — к счастью, сейчас разговор идёт не о достоинствах этого негодяя. Всё это, мой друг, делается только для того, чтобы предупредить Вас о его коварстве. У нас есть точная информация о том, что Ричи «Последняя шалость» скрывается в Англии. Он родился и вырос в Эксетере. Этим объясняется расположение моего «штаба» здесь, в Плимуте. О важности этой миссии говорит многое, взять хотя бы письменную договорённость об её организации наших монарших особ. Что тут греха таить, на самом деле, удивительно, что наши страны объединили свои усилия в поимке Ласт Пранка, хотя, если подумать, то всё это вполне объяснимо. Ведь на кону честь наших королевских флотов, просто огромные богатства и, наконец, спокойствие многих средиземноморских стран, большой интерес к которым проявляют и Англия, и Испания.
В Эксетере живёт семья Ричи «Последней шалости»…
— Семья? — удивился Джонатан, — он женат?
— Нет, — возразил де ла Вега, — просто его престарелые родители…
— Хорошо, — не стал спорить Эдванс, — но что нужно делать мне? Хоть я и не из робкого десятка, и с саблей управляюсь весьма сносно, однако вряд ли смогу остановить того, кого не смогли удержать …сколько их там было в последний раз?
— Милейший Джонатан, — растянувшись в доброжелательной улыбке, пропел испанец, — у меня даже мысли не было подвергать Вас какой-либо опасности. На то, чтобы неоправданно рисковать собой, есть другие люди. Вам же, с вашим гибким и изворотливым умом, нужно, говоря военным языком, лишь провести аккуратную разведку, а уж найти самого пирата или его след было бы совсем здорово.
В свою очередь я, — добавил де ла Вега, — уполномочен вам сообщить о том, что по договору всё тех же высокопоставленных государственных особ, за эту услугу, лично Вас, мистер Эдванс, ждёт весьма увесистая денежная награда, титул и собственная земля где-то к северо-востоку отсюда. Дарственную на неё, подписанную королём, я видел собственными глазами. Лорд Честерлейд вручит Вам её, как только...
Это Ваш шанс, мистер Эдванс, — доверительно зашептал испанец. — За короткий срок Вы сможете очередной раз проверить себя, дёрнуть судьбу за хвост и выиграть «золотое руно» для всего своего рода. Повторяю, Вам достаточно всего лишь обнаружить «Ласт Пранка» или хотя бы его чёткий след и сообщить о месте пребывания этого подлого убийцы лорду Честерлейду, мне, …ну, или хотя бы Вашему новоявленному помощнику, мистеру Лоубу…
Да, — прочитав немой вопрос в глазах собеседника, уточнил де ла Вега, — я совсем забыл. Мистер Лоуб останется при Вас, и будет выполнять все Ваши поручения…
— Но, — вяло запротестовал Джонатан, — я всегда стараюсь делать всё …один, …я не привык командовать…
— Придётся учиться, мистер Эдванс, — ничуть не смутившись возмущением англичанина, ответил де ла Вега. — Дело это непростое, потому здесь в Плимуте и расквартированы солдаты его Величества, готовые в случае надобности моментально прибыть в Эксетер и выполнить любой Ваш приказ...
Большой бородатый человек, в одежде обильно припорошённой мучной пылью стоял у двери пекарни и точил нож. Скатавшись в тесто и, присохнув к грубой коже на его тяжёлых, старых сапогах этот налёт выглядел крайне неопрятно.
Чему тут удивляться? Подумаешь, сапоги старины Уилфрида! Во всём торговом Эксетере в обычный день трудно было найти хоть пару чистой обуви, ведь редкий гражданин мог пройти в центре этого города хотя бы несколько кварталов, не заляпавшись грязью по колено. Что же касаемо самого старины Уилфрида, то он благодарил Господа хотя бы за то, что у него, в отличие от многих малоимущих горожан, всё-таки были сапоги, хотя, конечно же, и не такие опрятные. Наличие их в глазах посторонних людей говорило о том, что у данного человека как минимум имелось собственное дело.
Так оно и было. Уилфрид Шеллоу Райдер, его жена Энни и две их дочери имели пекарню. Десять лет назад она досталась им после смерти отца Энни, зажиточного эксетерского лабазника[2] Тома Милфорда. Дела шли, ну, по крайней мере, голод Райдерам не грозил, а что до опрятности сапог Уила, то Эксетер вообще трудно назвать центром культуры, хотя, справедливости ради уточним, что и до позорного статуса «свинарника» ему тоже пока ещё было далековато.
Последние слова легко можно подвергнуть сомнению, если приехать в этот город, скажем, осенью и посмотреть на эксетерскую рыночную площадь, превращающуюся усилиями тысяч ног в трясину. И чего только не придумывали старательные горожане, дабы уменьшить неудобства, связанные с её осенним и весенним затоплением. Торговать именно здесь мэр города разрешил сравнительно недавно. Лет двенадцать назад, решив упорядочить уличную торговлю, и отведя под это дело самую, что ни на есть бросовую землю, он приказал расчистить низменный, заросший кустарником пустырь, вокруг которого и лежал Эксетер. Всезнающая молва утверждала, что когда-то на этом месте было прекрасное озеро, но, … слабо что-то в это верилось.
В 1515 году лопнуло, наконец, людское терпение. Весь июль и август жители города старательно возили сюда из окрестностей песок, щебень и камни что покрупнее, укрепляя капризную почву рыночной площади. Но! Пришли обычные октябрьские дожди и за две недели развезли горы этого песка и щебня по примыкающим к ней улицам. На площади остались только большие и скользкие, словно ледяные глыбы, валуны, которые из-за своей величины не могли полностью погрузиться в чёрную грязь. Люди падали, спотыкаясь о них, били ноги и портили обувь с октября 1515 года до мая 1516-го.