Охотники разделились на два отряда: одним руководил человек с резным жезлом в руке – знаком его сана; во главе другого стал старик гигантского роста.
С обеих сторон движение совершалось правильно, с разумным пользованием неровностями почвы.
Первый отряд, слегка опередив другой, почти приблизился к стаду на расстояние полета стрелы, как вдруг бык-вожак стал обнаруживать признаки тревоги. Подняв рыжую с белыми пятнами голову, он внимательно присматривался и прислушивался. Затем загремел его голос, красивый и величественный, как голос льва. Рассыпавшиеся травоядные встрепенулись и собрались в кучу. Сомнение продолжалось недолго; у всех дрожь пробежала по спине: был замечен враг, беспощадный двуногий враг, хорошо известный животным. Был подан сигнал, и громадное стадо разом сорвалось с места и бросилось бежать, потрясая топотом всю долину.
Отказываясь от своего плана, пещерные люди поднялись на цепь холмов, скрывавшую их до тех пор. Более проворные показались на вершине; животные, даже отставшие от бегущего стада, находились на расстоянии, в десять раз превышающем полет стрелы. Животные неслись быстро, и охотники ясно видели, что охота не удалась. Но наиболее пылкие из них, настоящие варвары победоносной расы, не слушая вождей, без всякого расчета, только соперничая друг с другом, пустились в погоню за быками. Трое из них в несколько минут приблизились к стаду на расстояние полета стрелы. Стрелы засвистели – один из быков зашатался, другой громко заревел. Тогда прогремел клич:
– Эо! Эо!
Снова посыпались стрелы – один из быков упал, за ним корова. Тогда два быка как бы решили пожертвовать собой: они остановились, давая стаду уйти. С минуту благородные защитники рыли копытами землю, устремив в пространство большие мутные глаза, и наконец кинулись на врагов.
Навстречу им летели стрелы, наносившие глубокие раны, но воинственные животные были как будто нечувствительны к ним и, чем более приближались к охотникам, тем более свирепели. Уверенные в успехе и не торопясь наступать, охотники рассыпались в разные стороны; но двое юношей переглянулись и стали прямо перед быками, один с копьем, другой с палицей в руке.
Охваченные волнением разыгравшейся драмы, остальные охотники остановились, образовав полукруг.
Первый бык, несшийся низко опустив рога, с ужасающей быстротой налетел на самого рослого из молодых охотников. Тот ловким поворотом уклонился в сторону и вонзил копье в бок животного. Бык, обливаясь кровью, зашатался, но тотчас же бросился опять, не так стремительно, но более озлобленно. Оружие охотника во второй раз проникло в его внутренности, еще глубже, еще беспощаднее. Животное зашаталось и упало на колени, как будто готовясь принять смертельный удар. Но в ту минуту, когда опять поднялось копье, бык вскочил на ноги и левым рогом поднял охотника. Однако охотник попал не на острие рога, а на выпуклую сторону его, ему удалось вовремя высвободиться, и третий, решительный удар, направленный в сердце, доставил ему полную победу.
– Теран убил большого быка! – закричал он.
Рядом происходил поединок другого рода.
В тот миг, когда Теран одолел своего противника, второй бык бросился на охотника, вооруженного палицей. Лицом к лицу человек отважно нанес удар и полагал, что раздробил череп животного. Но удар соскользнул, отклоненный поворотом рогатой головы, и сила его уменьшилась наполовину. Бык, как молния, набросился на охотника и протащил его с десяток локтей. Он топтал его копытами, рвал рогами, нанося в грудь смертельные раны. Охотники встрепенулись; взвилось несколько стрел, пущенных опытными руками; кучка отважных бросилась выручать товарища. Разъяренное животное храбро двинулось на врагов. Стрелы дождем сыпались на него, одна за другой вонзаясь в его красивое тело; но это не уменьшало его стремительности. Встретив на дороге старика, не успевшего увернуться, бык опрокинул его. Низко опустив голову, он собирался уже поднять его на рога, но удар дротика в плечо заставил быка отскочить; между тем за стариком виднелся Теран.
– Теран! Теран! – закричали охотники.
Теран увернулся от нападения быка и нанес новый удар; но палица его скользнула по лопатке животного, и в тот же миг он очутился на земле; острые рога уже наклонились над ним, все считали его погибшим, но в эту минуту подоспел Вамирэх, быстрый и ловкий, с высоко поднятой палицей. Он подхватил Терана и отбросил его в сторону.
Тогда кругом раздались крики:
– Вамирэх силен, как мамонт!
Вамирэх знаками отверг помощь товарищей и, остановившись в нескольких шагах от быка, проговорил:
– Уходи, храбрец! Ты достоин того, чтобы жить и породить великое поколение, ты должен еще долго пастись на чудной этой равнине.
Бык неподвижно смотрел на охотника большими голубоватыми глазами, и в душе Вамирэха шевелилось сострадание к величавому животному, обреченному стать жертвой человека. Обессиленное потерей крови, животное все еще готовилось к битве и, низко опустив рога, выжидало нападения.
Но Вамирэх продолжал:
– Нет, храбрец!.. Вамирэх не тронет побежденного… Вамирэх жалеет, что равнина лишится храбреца, который мог бы защищать свой род от льва и леопарда…
Опустившись на колени, бык, теряя сознание, казалось, слушал охотника. Вдруг голова его дрогнула, и слабое хрипение вырвалось из груди; он вытянулся и, закрыв отяжелевшие веки, испустил последнее дыхание.
Так окончилась охота, оставив после себя тяжелое впечатление. Пять быков, лежавших мертвыми на равнине, стоили жизни Вангабу, сыну Джеба. Воины пзаннов еще раз познали силу и храбрость быков, но чувства, волновавшие их, были похожи больше на печаль, чем на злобу. Они сочувствовали последним словам Вамирэха, они знали, что травоядны необходимы для существования людей.
Поэтому еще за тысячу лет до приручения животных люди старались умеренно пользоваться чужой жизнью и щадить все живые существа, за исключением хищников и паразитов; они всегда с любовью относились к могучим самцам, желая, чтобы стада оленей, быков и табуны лошадей увеличивались и давали отпор крупным хищникам.
Глава III
Погребение Вангаба
В вечернем сумраке, когда солнце казалось уже огненным шаром, из пещеры выступили старцы и за ними все члены племени в глубоком унынии. Два молодых воина несли останки Вангаба; красноватый свет падал на бледное лицо, на истерзанную грудь, словно прощальный привет дневного светила молодому существу, погибшему столь безвременно. Шествие медленно двигалось по луговине, и только глухие рыдания жены и матери умершего нарушали безмолвие этой сцены.
