— волк был уже над ним и немедленно пустил в дело пасть. Каким-то чудом парень успел подставить обмотанную руку, выиграв считанные секунды. Камча помочь сейчас не могла, он неловко потянулся за ножом, сам понимая, что не успеет...
И всё закончилось.
Не для Бикхана, как стоило ожидать, — для волка.
Парень очумело поднялся, не понимая, что произошло. Располосованный клыками ватник топорщился клочьями ткани и ваты. Пульс грохотал в ушах, кровь кипела азартом схватки. Нож был в руке, но надобность в нем отпала.
Волк лежал неподалеку, вокруг мохнатой башки снег намокал красным. Задняя лапа дернулась, затем еще раз, послабее. И серый разбойник затих навсегда.
«Конек!» — понял вдруг Бикхан. Сумел ли понять мышастый лошадиным разумом, что после хозяина придет его очередь, или же действовал по инстинкту, — не так уж важно. Главное, что он лягнул задними ногами оказавшегося рядом хищника, и очень удачно попал.
...Что несколько последних капканов остались без проверки, Бикхан вспомнил, когда поднялся из уремы наверх, ведя жеребчика в поводу (волк тащился сзади на волокуше из двух торопливо срезанных ольховых жердин, в одиночку взгромоздить тушу зверя на лошадиную спину не хватило сил). Вспомнил — и махнул рукой, возвращаться не стал. Даже если попался еще один зайчишка, после ТАКОЙ добычи совсем не жаль, если расклюют ушастого сороки...
Жеребчик вел себя неспокойно, не нравился ему волочащийся сзади серый пассажир. Бикхан обнял спасителя за шею, успокаивал, прошептал в ухо:
— Никому тебя не отдам. А зваться отныне будешь Батыр.
Эпизод 2. День. Еще один волк-одиночка
Каморка была в длину метра полтора, в ширину вдвое меньше, при этом значительную часть скудного объема занимали швабры, ведра, бумажные мешки с хлоркой, картонные коробки с чем-то еще, необходимым для выполнения уборщицами своих обязанностей (Мальцев не стал интересоваться содержимым). Теперь к инвентарю тружениц ведра и тряпки добавились еще и стремянка, и объёмистый ящик с инструментами. Короче говоря, для воздуха оставалось совсем мало места. И какая-либо вентиляция отсутствовала — зачем, раз никто сюда надолго не заходит. А Мальцев зашел и задержался, уже не первый час находился здесь, — и дышать ему было все труднее и труднее.
Он тихонько отжал дверь — так, что между косяком и дверным полотном получился зазор в несколько миллиметров — и буквально-таки пил сочившуюся снаружи струйку свежего воздуха. Это был риск. Технический коридор освещен скудно, лампы висят редко. Но все же кто-то глазастый и внимательный, проходя мимо (а ходили здесь часто, дергать дверь туда-сюда смысла не имело), мог заметить: приоткрыта дверь, которой положено быть не только затворенной, но и запертой. Разумеется, и на такой случай у Мальцева имелся план действий, он никогда не оставлял без внимания и проработки любое развитие событий. Но лишних проблем не хотелось — и, продышавшись и хоть чуть-чуть освежив воздух в кладовой, Мальцев вернул дверь в прежнее состояние. Оставалось подождать всего полчаса, выдержит.
Как всегда бывает, последние минуты тянулись особенно медленно. Наконец, послышался долгожданный звук: колокол громкого боя выдал трель на манер школьного звонка, только короче. Вскоре коридор заполнился быстро шагавшими, переговаривающимися между собой людьми. Сектор в полном составе отправился на обед.
В другом, более мирном учреждении, наверняка остались бы на рабочих местах сотрудники, желающие сэкономить и подкрепиться принесенными из дома бутербродами. Но только не здесь. НИИ п/я 117 работал исключительно на оборону, занимался всякими секретными вещами, и, отправляясь обедать, старшие по помещениям проверяли, чтобы никто там не остался, затем запирали двери и опечатывали их. Предусмотрительно, что ни говори, — ну как какой-нибудь собравшийся перекусить прямо на рабочем месте совслужащий окажется шпионом — вытащит из свертка с бутербродами фотоаппарат, да начнет фотографировать секретные документы? Однако сейчас строгое выполнение инструкций работало на Мальцева: никто не помешает выполнить задуманное.
Дождавшись, когда стихнут голоса уходивших, он торопливо покинул убежище. Обед длился семьдесят минут (начальство щедро накинуло десятиминутку на путь к неблизкой столовой и обратно), нельзя терять зря ни одной.
Ушли все, да не совсем. Двое вохровцев, дежуривших в пультовой, там и остались. Они покидали ее только по одному и только в случаях, предусмотренных инструкцией, а обед к таким не относился. У них там и отдельный ватерклозет имелся, примыкавший к пультовой, и узенькая кушетка, и электрочайник — единственный легальный электрочайник во всем секторе.
Дверь кладовки распахнулась без малейшего скрипа, петли Мальцев заранее смазал самым тщательным образом. Выскользнув наружу, он торопливо, но все же не бегом двинулся к электрощиту, было до того шагов сорок. На нем был надет длиннополый темно-синий халат, обычный для здешнего техперсонала, лишь застегнут — обыкновениям персонала вопреки — высоко, под самое горло, чтобы никто не увидел, что под халатом: добротный шевиотовый костюм, да еще и с галстуком, — на технике или электрике такой наряд смотрелся бы неуместно. Скинув халат, Мальцев мгновенно преображался из серой технической мышки в сотрудника с куда более высоким статусом, облеченного властью (трюк такой возможен лишь в организации большой, где несколько сотен сотрудников и все они друг друга в лицо не знают). Разумеется, для двух ипостасей была проработана своя манера держаться, и свой строй речи, и даже походки весьма различались.
Щит, прикрытый двумя металлическими створками, находился высоко, — стоя на полу, до рубильников и предохранителей не добраться. Но Мальцев побывал здесь заранее со стремянкой и всё подготовил. Сейчас он лишь приподнялся на цыпочки, пошарил над головой, нащупал практически невидимый кончик рыболовной жилки, — и тут же пошагал обратно, на прежнюю свою позицию. Жилка была уложена внутри щитка особым образом — чтобы разматывалась легко, не перехлестнулась и не запуталась.
Сейчас ВОХРа не та, что была в 1931 году, когда Мальцев планировал свою первую самостоятельную, без участия Графа, операцию. Для тех давних вохровцев выдумывать хитрые трюки не требовалось. Склады, пакгаузы, составы на сортировочных станциях охраняли сторожа с берданками, набранные с бору по сосенке — кто соглашался на небольшой оклад, тех и брали. В учреждениях сидели предпенсионных лет вахтеры с наганами на боку — те револьверы не только по нескольку лет не стреляли, но и не чистились, и не смазывались.
Однако в тридцать третьем случился лютый голод в черноземных областях России, и на Украине,
