Вспомнил он и о письме, которое недавно получил от Сергея. Тот писал, что служит на самой границе, что ездил в Минск на первенство пограничного округа, победил, выиграл все бои и стал чемпионом. И еще Борис думал с завистью о том, что лейтенант Сергей Закомолдин уже восьмой час воюет, проявляет геройство, может быть, гранатой подбил танк или сбил меткими выстрелами самолет, может быть, получил ранение и, перевязанный, продолжает командовать, не покидает окопа – он-то, Борис, хорошо знает дружка! – и старшие начальники, может быть, уже заполняют на его имя ходатайство о награждении боевым орденом... А у него, у Бориса, тут на заводе что? Выполнение важного задания для метро? Нет, на этот раз он приложит все усилия, пройдет все инстанции, но обязательно добьется своего. Надо действовать, действовать с самого первого дня, не тянуть, как было в ту, в финскую, войну. И вслух произнес:
– Хорошо, что завтра у нас отгул.
– Ты... Ты к чему это? – удивился дядя Миша, сосредоточенно размышлявший о чем-то своем.
– С утра в военкомат подамся, в добровольцы, – отчеканил Борис, как о давно решенном деле, не требующем ни согласований, ни разъяснений.
2
Представитель германской торговой фирмы Эрнст Фридрих Каух – так он значился по документам, лежащим во внутреннем кармане пиджака вместе с иностранным паспортом на это же имя, а на самом деле полковник абвера Бертольд Франц Дельбрук, проснулся сразу и, стряхнув остатки сна, расслабившись, некоторое время лежал с закрытыми глазами, вслушиваясь в монотонное постукивание колес на стыках, ощущая мягкое, убаюкивающее покачивание вагона. Поезд Москва – Брест шел на приличной скорости. «До станции еще порядочно», – определил по ходу поезда полковник, имея в виду пограничную станцию и, сладко потянулся, вытягиваясь во всю длину койки. Потом не спеша протянув руку, взял со столика свои старые карманные часы швейцарской фирмы, с которыми он не расставался последние два десятилетия, открыл серебряную крышку и взглянул на циферблат. Стрелки показывали половину третьего. Бертольд Франц Дельбрук улыбнулся, и темный пучок щетины его усов вытянулся под крупным арийским носом. Полковник был доволен собой, вернее, своим жилистым телом, послушным и сильным, своим, как он сам считал, «железным организмом», работающим как часы. Заказал сам себе проснуться в половине третьего – и минута в минуту отлетел сон, точно и слаженно сработал «внутренний будильник».
За вагонным окном начинался новый день, и бледный утренний свет проникал в спальное купе, где единственным пассажиром был полковник. Где-то позади, на востоке, вот-вот выглянет солнце, и его веселые лучи настигнут скорый поезд, который мчался на всех парах, словно спешил догнать уходящую ночь, нырнуть во вчерашний день.
А мысли Бертольда Франца Дельбрука летели быстрее поезда, быстрее солнечных лучей, и он уже видел себя в столице рейха, в которой не был почти десять лет, мысленно представлял, как мчится в черном «оппеле» по чистеньким улицам Берлина, как подъезжает к дому № 74, массивному старинному особняку, где располагалась знаменитая «лисья нора» – резиденция шефа германской военной разведки, начальника абвера адмирала Вильгельма Канариса, как входит в его кабинет и навстречу ему поднимается сам шеф разведки, старый и старший товарищ по службе, с которым они дружили еще в годы Первой мировой войны, так неудачно закончившейся для Германии, и который в трудные послевоенные времена помог ему, Бертольду Францу Дельбруку, кадровому офицеру, связать свою судьбу с немецкой военной разведкой.
Адмирал Канарис знал и уважал его двоюродного дядюшку, известного военного историка Ханса Готлиба Дельбрука, автора знаменитого научного исторического труда «История военного искусства в рамках политической истории», в семи пухлых томах которого давались обширные исторические обзоры, содержащие значительный фактический материал. Дядюшка слыл ярым националистом и умер накануне краха Веймарской республики, так и не дождавшись того, к чему стремился последние годы – торжества германского реваншизма. Тогда на похоронах знаменитого военного историка и состоялась встреча Бертольда с адмиралом, определившая его дальнейшую судьбу.
Бертольд, после поражения кайзеровской Германии, глубоко переживая это поражение, не пошел служить новой республике и, спрятав в шкаф свой парадный воинский мундир с боевыми орденами, решил посвятить себя науке, изучению русской классической, а заодно и военной литературы. Благо в научных университетских кругах имелись семейные связи по линии очень дальнего родственника тезки Бертольда Дельбрука – крупного немецкого языковеда, заложившего основы изучения сравнительного синтаксиса индоевропейских языков, авторитетного специалиста по древней Индии, изучавшего философию ведов, автора «Ведийской хрестоматии». Когда Бертольд начал делать свои первые шаги в науке, дальнего родственника уже давно не было в живых, но его авторитет ученого, его недавние коллеги, дряхлые столпы науки, помогли бравому офицеру, довольно сносно знавшему русский язык, освоиться в новой области, всячески способствовали продвижению по тернистому пути к далеким вершинам. Надо отдать должное и самому Бертольду, поскольку не в его характере было заниматься кое-как, скользить по поверхности. Если он брался за дело, то выполнял его добросовестно. Дельбрук понимал, что сильно отстал от своих сверстников, и потому спешил наверстать упущенное. Для лучшего изучения языка Бертольд завязал знакомства с белоэмигрантами, бежавшими из Советской России, главным образом из числа военных, завел себе и русскую любовницу, молодую княжну, вдову, чьи родители накануне революции успели перевести в немецкие банки свои сбережения, а заодно прихватить с собой весьма солидный, как поговаривали, государственный капитал и жили довольно безбедно. Так что изучение русского, главным образом разговорного, языка, нравов и обычаев шло довольно успешно. Однако встреча с адмиралом Канарисом круто повернула судьбу Дельбрука.
Бертольд, не раздумывая, принял предложение. Он был кадровым военным, с детства впитавшим в себя солдатский дух. Угасшая было мечта о военном реванше снова возродилась в его душе. Он хотел видеть Германию сильным и могучим государством, верил, что самой историей его стране определена высокая миссия: быть преградой на пути азиатских варваров, на пути распространения большевизма. Несколько месяцев подготовки, главным образом по изучению структуры Красной Армии, а также современной жизни в стране, и хмурым осенним вечером с компанией моряков торгового судна Бертольд сошел на берег в шумном Ленинградском порту и к утру, к отплытию, не вернулся на корабль. Капитан судна, тайно занимавшийся контрабандой и одновременно служивший на разведку, не придал этому никакого значения, никуда не заявил, поскольку был заранее предупрежден абвером, спокойно снялся с якоря и ушел в море. Моряки же, судача между собой, решили, что матрос, сбежавший в Россию, был несомненно коммунистом, раз решился на такое.
