Вошёл офицер и доложил, что крейсер в квадрате, из которого надо возвращаться на базу.
— О, кэй! Пусть заводят «Кузнечика».
Кузнечиком он называл вертолёт.
Через несколько минут они уже были в воздухе, а ещё через четверть часа показались берега Русского острова. Но вот на фоне яркой зелени возник силуэт Белого дома. Борис смотрел на него равнодушно. Не возникало никаких предчувствий, на душе было светло и покойно. Как человек православный, он верил в промысел Божий и знал, что от судьбы своей никуда не уйдёшь.
«Кузнечик» приземлился на зеленой поляне вблизи от главного входа в Белый дом. Здесь Иван Иванович и Ной Исаакович подошли к адмиралу и о чём–то с ним переговорили. Затем адмирал поднял руку и сказал стоявшему от них в сторонке Простакову:
— Майн гот, ужинать будете у меня.
Борис кивнул ему и последовал за «Ван Ванычем и Ноем», как он для упрощения мысленно называл своих опекунов. Безапелляционный тон команды адмирала «ужинать будете у меня» ему понравился, он подумал: адмирал привык командовать, и я рад иметь такого командира. А кроме того, Борису импонировало всё, что тот говорил, и, главное, как говорил. Что–то родное и близкое слышалось в голосе адмирала, да и сам облик сурового моряка, — его лицо, улыбка, серо–зелёные глаза, — располагал к доверию и откровенности. Борис уже знал, но ещё не осмыслил того важного обстоятельства, что адмирал по рождению серб, а сербы того же славянского корня, что и русские, и тут заключена разгадка сразу же появившейся их духовной близости, общности взглядов на многие явления жизни и самой природы. Но вот что за роль отведена адмиралу на острове, имеет ли он какую власть над Белым домом и над его обитателями — этого Борис пока не знал, но у него теперь уже было большое желание иметь над собой такого начальника.
В Белый дом его привели Иван Иваныч и доктор Ной. Вошли в комнату, больше похожую на танцевальный зал, где стояли длинный стол с приставленными к нему дорогими стульями с резными спинками, камин с диваном возле него и двумя креслами по углам. С потолка свисали две чугунных замысловатых люстры. Всё тут было дорого и красиво.
— Здесь вы будете отдыхать от дневных забот и принимать гостей. Их, гостей, у вас будет немного, — только свои, лабораторные.
Иван Иванович заметил:
— Образ жизни вам будет диктовать доктор. Что будет вам на пользу, то и позволит. Такой режим бывает у королей.
Из двери, что возле камина, вышла Ирина. Здесь она была в другом наряде: в почти воздушном кружевном халате с бриллиантовой заколкой в волосах. И вид её не был уж таким серьёзным и печальным. Борис узнал её и обрадовался.
Ной сказал:
— Это Ирина. Вы её узнали?
— Да, конечно.
— Она будет вашей хозяйкой. Не возражаете?
— Напротив, я очень рад. Но боюсь, что она скоро от меня устанет. Я ворчлив и капризен, как старик.
— Мы не спрашиваем, кому тут что нравится и что не нравится. Тут мы все на работе. Если уж надо, так надо. Живи и радуйся. У нас так, и вы к этому привыкнете.
Борис возразил:
— Мне бы хотелось, чтобы всё делалось по желанию. И чтоб не было никаких принуждений.
Борис давал понять, что тирада врача–психолога ему не понравилась; и ещё он сразу же решил показать свой характер и своё желание считаться с ним, учитывать его интересы. Он для того и тон в разговоре взял несколько игривый, шуточный; говорил, а сам украдкой кидал пытливые взгляды, хотел бы знать, кто и как его воспринимает, какая роль отведена ему в этом новом и необычном для него ансамбле. Прибавляя к тону ноту напускной строгости и сознания своей силы, спросил:
— Где я буду работать? Где моя спальня?..
Ответил ему Иван Иваныч:
— Все ваши комнаты покажет вам Ирина.
К Борису подступился доктор Ной:
— Но прежде садитесь вот сюда — я должен измерить все параметры вашего самочувствия.
— Это необязательно. Самочувствие мое прекрасно.
Иван Иваныч заметил строго:
— Доктор должен знать. Таков порядок.
Ной вынул из своей сумки браслет–прибор для измерения давления. Быстренько смерил. Сказал:
— Мне бы ваши заботы: давление у вас, как у хорошего спортсмена: сто двадцать на семьдесят, пульс шестьдесят. У Наполеона был сорок пять, у вас шестьдесят. Хорошо? Да? Вам это нравится? Мне — да, нравится. И я о состоянии вашего здоровья буду сегодня же докладывать на материк.
Положив прибор в сумку, добавил:
— Вечером пойдёте на ужин к адмиралу, а сейчас вам всё покажет Ирина. С вами же мы встретимся завтра. Будет сеанс психологического тренинга.
Борис недовольным тоном заметил:
— Порядок жизни я бы хотел держать в своих руках.
Иван Иваныч и Ной будто бы этих слов не слышали. Они удалились.
Ирина повела Бориса на второй этаж. Они вошли в комнату, где были две кровати, диван, кресла, столик. Хозяйка раскрыла дверь балкона, и в спальне послышался шум морских волн. Борис вышел на балкон — перед ним открылась даль океана, и над ним, разливая блеск золотых лучей, сияло солнце. С криком и гамом носились над волнами чайки; одна большая, с крупной головой и красными глазами, — видимо, альбатрос, — подлетела близко, пронзительно крикнула, подавая радостное приветствие. Борис посмотрел вниз: с балкона, как с вышки, можно прыгать в воду, но в левой и правой стороне далеко в море уходил проволочный забор, затрудняя выход на берег.
Девичий голос окликнул Простакова: он обернулся, но вместо Ирины перед ним стояла незнакомая девушка, и, кажется, ещё не совсем взрослая.
— Меня зовут Ганна. Я покажу вам ванную комнату.
— А вы… Вы тут служите?
— Да, я всегда должна быть при вас, и если чего нужно…
— У вас украинское имя. И выговор тоже украинский. Я был в Донбассе, и вы…
— Да, я из Донбасса. Из Горловки, — наверное, слышали?
— Как же! Шахтёрский город к югу от Донецка. Там много шахт, терриконы… Я знаю. Если от него ехать дальше на юг, так попадёшь в Жданов. Он на берегу Азовского моря. Но вы… Каким образом вы очутились здесь?
— Меня продали в Турцию, в гарем молодого шаха. Отец остался без работы, а у нас семья, четверо детей. Ну, и пришлось ехать. Папе дали десять тысяч долларов. Я не знала мужчин, и за то, что я их не знала, дали так много денег. Меня привезли в гарем, а шах утонул, и нас стали продавать в другие страны. Я попала на остров. Теперь вот буду с вами.
— А теперь… вы уже знаете мужчин?
— Нет, не знаю. Я потому и попала к вам. Вы очень важный. Сказали, поважнее шаха. Я как вас увидела, так и обрадовалась. Вы молодой, красивый. Но главное — русский. Может, вы тоже украинец?
