Ознакомительная версия.
«Что это они задумали?» — вертелось в голове Проньки, семнадцатилетнего молодца, впервые оказавшегося в одиночестве сразу против двух матерых врагов. А то, что эти двое поляков были врагами, Прошка нисколько не сомневался.
И хотя в порубежной станице он отслужил всего-то четыре месяца, кое-чему успел научиться у своих старших товарищей. Особенно многое он перенял у одного из самых уважаемых станичников, Булата Столетова. Впрочем, сам Прошка, что называется, был тоже не лыком шит, с детства он всерьез занимался охотничьим промыслом. Его отец Василий по прозвищу Медведь, учил сына метко стрелять и из лука, и из огнестрельного оружия, владеть копьем и ножом, читать следы на земле, оставленные разным зверьем и, конечно, самым опасным «зверем в человеческом обличье», как говаривал отец. Отца убили два года назад эти самые люди-звери, пришедшие с сопредельной стороны. И с тех пор поклялся Прошка и даже крест на том целовал, что ни один враг не уйдет от него безнаказанно.
Поляки зашевелились в своем укрытии, когда полностью стемнело. Прошка не столько увидел, сколько услышал, что враги двинулись к крепостным сооружениям. «Пора и мне за вами вдогонку», — подумал он.
Скинув с себя длинную белую рубаху, помогавшую скрытно передвигаться по еще заснеженному лесу, он остался в одежде черного цвета, спрятав рубаху у приметного пня, уцелевшего от сгоревшей ели, в которую угодила молния. После этого он двинулся за врагами.
Прошка все правильно рассчитал: земля у крепостной стены успела очиститься от снега и в своей черной одежде станичник мог продвигаться незаметно, даже несмотря на то, что усилившийся ветер разогнал темные тучи и на небе засиял полный диск луны и залединились-захороводили звезды вокруг нее, облив своим туманным серебристым светом все на земле.
Поляки между тем тихо приблизились к самой стене и, хотя Прошка не спускал с них глаз, неожиданно куда-то исчезли, словно провалились в преисподнюю.
— Что за чертовщина?.. — пробурчал себе под нос станичник. — Что же они невидимками обернулись, что ли? Прямо как в сказках бабки Пелагеи… Но в ее сказки я и в детстве не очень-то верил…
Подойдя поближе к тому месту, где исчезли поляки, он увидел довольно густой кустарник у самого подножья каменной стены. «Собачья роза, — припомнил название колючего кустарника Прошка, хорошо затвердивший уроки отца и бабки Пелагеи, рассказывавших ему о всякой травке, всяком кустике, произраставшем на родимой земле. — И где же тут можно спрятаться, хотел бы я знать?»
Он обошел кустарник кругом и обнаружил малозаметный лаз между кустарником и стеной. «Вот тебе на! — изумился станичник. — Как же его раньше-то никто не обнаружил?..»
Встав на колени, Прошка сначала просунул в лаз только голову, а потом, убедившись, что легко пролезет дальше, пополз вперед. Вскоре он очутился в подземном ходе, где пахло горелой паклей. «Все ясно, — сообразил Прошка. — Они здесь факелы разожгли и отправились прямиком внутрь крепости. Хитрецы! Да только и я пойду вслед за вами. Просто так вы от меня не отвяжетесь…»
Ощупывая руками мокрые холодные стены подземелья, Прошка на полусогнутых ногах, поминутно приседая, стал передвигаться вперед и пробирался так до тех пор, пока не увидел впереди два колеблющихся огонька, исходящих от горящих факелов. Поляки чего-то выжидали у выхода. Но вот огни погасли, значит, оба вышли из подземелья.
Прошка переместился к выходу и осторожно выглянул наружу. Лаз выходил прямо во двор какого-то невзрачного деревянного строения. До того он был прикрыт двумя бревнами, рядом с которыми были разбросаны поленья дров.
Прошка, оглядевшись вокруг, снова увидел тех, за кем следил с самого утра. Двое поляков стояли у дверей дома и о чем-то оживленно беседовали с полуодетым мужиком, державшим в руке горящую свечу. Еще через мгновение мужик раболепно поклонился новоявленным гостям и, посторонившись, пропустил их в дом. Затем, оглядевшись, и не обнаружив ничего подозрительного, захлопнул за собой дверь.
«Подожду пока они отсюда не выйдут!» — твердо решил про себя Прошка, поудобнее устраиваясь рядом с поленницей дров у подозрительного дома.
Через минут двадцать из дома вышел одетый хозяин и быстро зашагал к выходу со двора. А еще через полчаса он вернулся назад, но не один, за ним шел какой-то важный офицер, чин которого Прошка разглядеть так и не смог.
«А дело становится все интереснее…» — подумалось ему.
* * *
…Стрелеций сотник Федор Треплев мучился с похмелья. Весь прошлый день, свободный от служебных обязанностей, и всю последующую ночь он беспробудно пил с дружками в кабаке Кузьки Окорокова, отмечая именины своей пассии по имени Гражина. Та была полячкой и жила в старинном местечке Хелм, расположенном на самой границе, куда время от времени сотник наведывался, как бы по делам службы. Панна Гражина была вдовой, имела собственный дом на окраине городка, была белокура с высокой, привлекающей мужские взоры, грудью и не утоленной до конца жаждой большой любви, поскольку мужа она потеряла на первом году семейной жизни. Тот не вернулся из очередного похода на Русь, за что, любившая его до безумия Гражина, возненавидела всех «клятых москалей». Но для молодого статного стрелецкого сотника, постучавшегося однажды к ней в дом, Гражина сделала исключение, отдавшись ему прямо в прихожей без особых уговоров с его стороны. Правда, на это у нее была своя причина. И «причину» эту звали пан Збышек, который еще раньше предложил Гражине хорошие деньги за то, что она будет охмурять русских офицеров из ближних крепостей, передавая их затем в его руки.
А еще «начальные люди», как называли в стрелецком войске весь командный состав, начиная с головы (тысячного) и кончая сотниками, поднимали чарки за будущие успехи Треплева по службе, зная о том, что очень скоро его должны будут перевести в Московские полки. При этом сотник намекал: «Кое-кто желал бы видеть меня в самом Стремянном полку, при царской особе…» А ведь это была царская гвардия… Потому и выпили за это много раз.
Следующий день, проведенный на службе, сотник промучился от головной боли и невозможной сухости во рту, поэтому он был несказанно рад, когда к нему на квартиру прибежал хозяин кабака Окороков и сообщил радостную весть о том, что в отдельных покоях его забегаловки уже стол ломится от яств и хмельных медов и за этим столом его ждут не дождутся двое близких друзей.
Насчет «близких друзей» сотник пропустил мимо ушей, а вот о «хмельных медах» услышал сразу и с большим удовольствием. Поэтому оделся он так быстро, как не одевался даже по сигналу боевой трубы, зовущей в поход.
Ознакомительная версия.
