Ознакомительная версия.
— А то, что князь Иван Петрович похвально отозвался о тебе и твоих казаках. И помимо царских наград деньгами, которые казаки получат по возвращении из Сибири, просил передать тебе ратные доспехи своего родителя Петра. На груди кольчуги две большие позолоченные бляшки, на одной стороне государев герб — орел о двух головах, а на другой вырезано имя князя Петра Ивановича Шуйского, такоже славного воителя Руси. Еще хотел бы князь Иван быть в этом сибирском походе, да со смертью царя Ивана Васильевича нет возможности оставить Москву. Он состоит с лучшими боярами в регентском совете при царе Федоре Ивановиче.
Ермак был тронут вниманием прославленного на всю Россию полководца. Принимая отменную кольчугу, пообещал при личной встрече поблагодарить за подарок.
Стрельцы и казаки разгрузили струги, переправились на удобный для житья Карачин остров, что в пятнадцати верстах вверх по Тоболу от Кашлыка, поставили несколько больших срубовых изб с полатями в два яруса, отрыли и утеплили землянки. Ермаковцы на радостях встречи одарили новых ратных товарищей соболиными шкурками из собранного ясака, проводили станицу Ивана Киреева с царевичем Маметкулом с наказом оповестить Москву о тяжкой будущей зиме, приступили вместе со стрельцами к поздней заготовке возможного харча на близкую уже зиму.
О минувшей зиме вспоминалось теперь с содроганием в душе, а порою по ночам атаман Ермак просыпался от ужаса — снилось, будто чье-то предсмертное хрипение ударяло в уши сквозь вой холодного апрельского ветра в дебрях Карачина острова. Тогда, зимой, вместе с воем лютой пурги постоянно доносилось в землянки надрывное завывание волчьей стаи. Завывание часто прерывалось глухими выстрелами пищалей караульных казаков, которые отгоняли зверье от поляны за частоколом, куда каждое утро, каждый день сносили обессиленными руками по несколько тел умерших от голода сначала только стрельцов, а к концу зимы стали гибнуть и более выносливые казаки. Не выдержал зимовки и воевода князь Семен Болховской. Смерть каждого казака и стрельца острой болью отдавалась в сердце атамана Ермака, и только недавнее потепление растопило снега, позволило возобновить рыбные ловли и охоту в ближних лесах и дало возможность спасти от страшной смерти тех, кто с такими муками пережил суровую зиму. И теперь, предав земле умерших, атаман с поседевшей наполовину головой смотрел на товарищей, которые с ненасытной жадностью поедали горячую уху с кусками рыбы.
Утром следующего за похоронами дня казаки и оставшиеся с ними стрельцы стащили струги с берега, во многих местах еще укрытого не сорванным водой льдом, забрали с собой весь ратный запас, сплыли с Карачина острова бережно, уворачиваясь от плывущих по Тоболу в Иртыш разновеликих толстых льдин. Под Кашлыком пристали к чистому от ледовых завалов крутому берегу. Матвей Мещеряк с десятком казаков с трудом поднялся к бывшей ханской столице, убедиться, что в ней и поблизости нет татарских засад, и только после этого подал сигнал атаману Ермаку — можно подниматься и обживать остывшие дома и еще прошлым летом казаками отрытые просторные и сухие землянки. Перебрались в Кашлык вовремя, потому как уже через день к ним прибыл князь Бояр со своими людьми, привез битую дичь, рыбу вяленую и свежую, пригнал десяток коней, чему казаки были несказанно рады. Длинноволосый, худой и желтокожий толмач Микула Еропкин, атаманов писарь, переводя слова соболезнования о смерти многих стрельцов и казаков, добавил с облегчением:
— Обещает князь Бояр разослать своих вестников к иным князьям, чтобы поспешили к нам в Кашлык с зимним ясаком, хлебом и битой свининой и олениной. Господи, неужто скоро наедимся досытушки, аки у родимой матушки после долгого небытия в дому?
Атаман с искренне радостной улыбкой на исхудалом скуластом лице дружески обнял низкорослого усатого и узкоглазого князя Бояра за плечи, расщедрился и вынес из ханского дворца саблю в дорогих ножнах, сам опоясал князя и сказал, пытливо глядя в раскосые черные глаза Бояра:
— Прими, князь, награду от имени московского царя Федора Ивановича. Прежде носил эту саблю князь Семен, да не стало его… Ты такоже князь, тебе и владеть этим оружием! А о верности твоей самолично отпишу Московскому царю, от него и еще будет тебе честь великая и награда достойная. — Сказал тихо, и нежданно для самого в глазах вдруг выступили жгучие слезы горести невосполнимой утраты.
Князь Бояр не обманул атамана, выказав искренне дружеское расположение к русскому воинству. В течение недели к Кашлыку потянулись князья родов, которые обитали по Тоболу и к северу по Иртышу в недалеком расстоянии от Кашлыка.
Когда проводили радушного и приветливого князя Бояра, атаман Ермак призвал есаулов вместе с атаманом Иваном Кольцо и объявил свое обдуманное уже решение:
— Надобно нам осмотреться окрест хорошенько, не близится ли хан Кучум со своим воинством тишком под свою столицу? Да сызнова, как прошлым летом, велеть жителям волости Таборы поболе сеять хлебных полей, и тем хлебом платить государев ясак. Без этого грядущая зима опять покажет нам небо с овчину, взвоем не хуже волчьей стаи наперекличку с метелью… Бр-р, и поныне жуть когтистой лапой по спине дерет, едва вспомню Карачин остров!
Негромко переговариваясь, казачьи командиры сидели по лавкам в ханском доме, где огненно-рыжий атаманов стремянный Гришка Ясырь постоянно топил очаг, пытаясь хоть немного отогреть остывшие за зиму стены и дощатый пол.
— Вниз по Иртышу, откуда приходили с обозом князь Бояр и окрестные князья, татарских конников не приметили, — сказался Матвей Мещеряк, когда Ермак Тимофеевич попросил всех высказать, что и как им делать далее. — Зато с верховий, куда осенью откочевали хан Кучум и подвластные ему князья, нам пока вестей никаких нет. Да и подать эти вести некому, все под кучумовой ногой придавлены так, что и пискнуть не смеют!
— Вот для присмотра за татарами и для сбора ясака с ближних селений, ежели в них окажутся местные жители, надобно нам послать подводу с казаками.
— Кого пошлем в догляд? — спросил атаман Иван Кольцо, накручивая на палец длинный, с первой ранней сединой ус. — Готов и я хоть теперь же пойти, засиделся на лавке.
— Тебе, Иван, нельзя, ты в атаманах ходишь, за тобой многие казацкие головушки стоят! — Ермак думал недолго, остановил выбор на есауле Якове Михайлове. Это он, казак с Хопра, как и сам Ермак, от роду сильный и выносливый, часами высиживая на льду Тобола, без конца долбил в толстом льду лунки, терпеливо ждал неподвижно, чтобы изловить несколько рыбин для ухи и ею подкормить истощенных голодом товарищей.
Ознакомительная версия.
