Мезило отвечал, что число их воинов составит, быть может, половину одного полка; что скота у них много, что они богаты, что дани они не платят и что имя молодого человека — Булалио-Убийца, по крайней мере, он был известен под этим именем, а другого Мезило не слыхал.
Тогда король разгневался.
— Встань, Мезило, — сказал он, — беги обратно к твоему народу, скажи на ухо ему и тому, кого зовут Убийцей: «Есть на свете другой убийца, который живет в краале, называемом Дукузой; вот его приказ вам, народ Секиры, и тебе, владеющему Секирой: поднимись со всем народом, со всем скотом своего народа, явись перед живущим в краале Дукуза и передай в его руки Великую Секиру Виновницу Стонов; не медли и исполни это приказание, чтобы не очутиться тебе сидящим на земле в последний раз!»
Мезило выслушал и отвечал, что исполнит приказание, хотя дорога предстоит дальняя, и он опасается явиться перед тем, кого зовут Убийцей и кто живет в двадцати днях пути к северу, в тени горы Призраков.
— Ступай, — повторил король, — и вернись ко мне с ответом от хозяина Секиры на тридцатый день! Если ты не вернешься, я пошлю искать тебя, а вместе с тобой и вождя племени Секиры!
Тогда Мезило повернулся и быстро удалился, чтобы исполнить приказание короля; Чака же больше не говорил об этом событии. Но я невольно задавал себе вопрос, кто может быть молодой человек, владеющий Секирой; мне показалось, что он поступил с Джикизой и с сыновьями Джикизы, как мог бы поступить Умслопогас, если бы дожил до этого возраста. Но я ничего об этом не говорил.
В тот день до меня дошла весть, что моя жена Макрофа и дочь Нада, жившие среди племени свази, умерли. Рассказывали, что люди племени галакази напали на их крааль и зарубили всех, в том числе Макрофу и Наду. Выслушав это известие, я не пролил слез, отец мой, потому что был так погружен в печаль, что ничто больше не волновало меня.
XX. Мбопа входит в сговор с принцами
Прошло двадцать восемь дней, отец мой, а на двадцать девятый Чаке во время его беспокойного отдыха приснился сон. Утром он приказал позвать к себе женщин из крааля, числом до сотни или более. Среди женщин были те, которых он называл «сестрами», иные были девушки, еще не выданные замуж; но все без исключения были молоды и прекрасны. Какой сон приснился Чаке, я не знаю, а может быть, и забыл, так как в те дни ему постоянно снились сны; все они вели к одному — к смерти людей. Мрачный сидел он перед своей хижиной, и я находился тут же. Налево от него стояли призванные женщины и девушки, и колени их ослабели от страха. По одной подводили их к королю, и они останавливались перед ним с опущенными головами.
Он просил их не печалиться, говорил с ними ласково и в конце разговора задавал им один и тот же вопрос: «Есть ли, сестра моя, в твоей хижине кошка?»
Некоторые отвечали, что у них есть кошка, другие — что у них нет кошки, а иные стояли неподвижно и не отвечали вовсе, онемев от страха. Но что бы они ни отвечали, конец был тот же: король кротко вздыхал и говорил: «Прощай, сестра моя, очень жаль, что у тебя есть кошка!» или «что у тебя нет кошки!», или «что ты не можешь сказать мне, есть ли у тебя кошка или нет!»
Тогда несчастную хватали палачи, вытаскивали из крааля, и конец ее наступал быстро. Таким образом прошла большая часть дня, шестьдесят две женщины и девушки были убиты. Наконец привели к королю девушку, которую Змей ее одарил присутствием духа. Когда Чака спросил, есть ли у нее в хижине кошка, она отвечала, что не знает, но что «на ней висит полкошки», — и она указала на шкуру этого животного, привязанную вокруг ее стана.
Тогда король рассмеялся, захлопал в ладоши, говоря, что наконец он получил ответ на свой сон; в этот день и после он больше не убивал, за исключением одного раза.
В этот вечер сердце мое окаменело в груди, и я воскликнул в мыслях моих: «Доколе?» — и не мог успокоиться. Я вышел из крааля Дукуза, пошел к большому ущелью в горах и сел там на скале, высоко над ущельем. Оттуда я видел огромные пространства, тянущиеся на север и на юг, налево и направо от меня. День близился к ночи, и воздух был необыкновенно тих, жара днем была необычная, и собиралась гроза, как я ясно видел. Закат солнца стоял красный, как бы окрашивающий кровью все вокруг, словно вся кровь, пролитая Чакой, наводнила страну, которой он правил. Потом из середины сумерек поднялись огромные тучи и остановились перед солнцем, и оно окружило их сиянием, а внутри их молнии трепетали, как огненная кровь. Тень от их крыльев пала на гору и равнину, а под крыльями царило молчание. Медленно зашло солнце, и тучи собрались в толпу, как отряд воинов, призванных приказанием начальника; мерцание же молнии было подобно блеску копий. Я смотрел на эту картину, и страх проник в мое сердце. Молния исчезла, постепенно наступила такая тишина, что мне стало казаться, я слышу ее: ни один лист не шевелился, ни одна птица не пела, словно мир вымер, один я жил в мертвом мире.
Внезапно, отец мой, блестящая звезда упала с высоты небес и коснулась вершины горы; при ее прикосновении разыгралась гроза. Серый воздух дрогнул, стон пронесся среди скал и замер в отдалении, потом ледяное дыхание вырвалось из уст грозы и устремилось по земле. Оно захватило падающую звезду и погнало ее ко мне, в виде летящего огненного шара. Приближаясь, звезда приняла облик, походивший на женщину. Я узнал ее, отец мой, даже когда она еще была далеко, я узнал ее — Инкосазану, явившуюся, как она обещала, на крыльях бури. Все ближе мчалась она, несомая вихрем, и страшно было взглянуть на нее; молния была ее одеждой, молнии сверкали из ее огромных глаз, молнии тянулись из ее распущенных волос, а в руке она держала огненное копье и потрясала им на ходу. Вот она приблизилась к входу в ущелье, перед нею царила тишина, за нею бились крылья бури, гремел гром, дождь свистел, как змеи. Она промчалась мимо и взглянула на меня своими страшными глазами. Вот она удаляется, она исчезла! Ни слова не сказала она, только потрясла своим огненным копьем. Но мне показалось, что буря заговорила, что скалы громко воскликнули, что дождь просвистел мне в уши слова, и те слова были:
— Убей его, Мбопа!
Слова эти я слышал — сердцем или ушами, не всели равно? Потом я оглянулся, сквозь вихрь бури и пелену дождя я мог еще разглядеть ее, несущуюся высоко в воздухе. Вот крааль Дукуза под ее ногами. Огненное копье упало из ее руки на крааль, и оттуда навстречу вырвался огонь.
Некоторое время я еще просидел в ущелье, потом встал и, с трудом борясь с разбушевавшейся грозой, направился к краалю Дукуза. Подходя к краалю, я услыхал крики ужаса, раздававшиеся среди рева ветра и свиста дождя. Я спросил о причине тревоги, мне отвечали, что с неба на хижину короля упал огонь в то время, как он спал в ней, что вся крыша сгорела, но что дождь потушил этот огонь.
