Ознакомительная версия.
– Чтобы мне пришлось устать от ожидания, – меланхолично объяснил еще молодой человек с узким лицом, к которому как будто приклеилось выражение брезгливого любопытства.
– Хотел бы я, чтобы в конце этого мира именно ты судил богов.
Каллистос лишь приподнял бровь, намекая на объяснение. Задавать вопросы ему было лень.
– Ты никогда и ничем не бываешь доволен. Враг твой мертв. Почему ты не радуешься?
– Уж прямо-таки и враг. У меня нет врагов. Ненависть и страх мешают правильно вести дела. Судья был мне вполне симпатичен – как человек. И судьей был неплохим. Пока не влез в мои дела. Казнь двух моих людей мне не понравилась. Я хотел с ним встретиться…
– Чтобы договориться? И что, думаешь, получилось бы?
– Почему нет? Знаешь, отчего у Фемиды в руках весы, а на глазах повязка? «Кидай сюда мзду поувесистее – и считай, что я ослепла».
Гость Каллистоса захохотал.
– Но теперь-то он мертв. Ты сберег свои деньги. Чем же ты, плесень тебя обнеси, недоволен?
– Тем, что повар жив. Скажи, твой человек целил в судью? Или действительно ошибся?
– Один из казненных был его братом. Так что, я думаю, он действительно ошибся. Иначе судью нашли бы в другом виде… Ошибку я исправлю. И все же ты мог бы хоть как-нибудь выразить свое отношение к столь прискорбной кончине уважаемого человека.
Каллистос ничего не ответил, не улыбнулся и не нахмурился. Просто вытянул вперед руку. Пустую. Неуловимое глазу движение кистью – и на ней появился тугой кожаный кошелек. Человек-тень принял его с легким поклоном, слегка подбросил на ладони, внутри приятно звякнуло. Он удовлетворенно кивнул и подкинул кошель снова. И не поймал. Ловить было нечего – денежки грека растаяли в воздухе.
Каллистос, аплодируя, бесшумно сдвинул ладони: раз, второй… на третьем хлопке человек-тень исчез. Так же, как до этого мешочек с серебром.
Каллистос встал, отставил жесткий высокий стул, оправил одежду и отдернул полосатую занавеску. Его уже ждали, а он не хотел заставлять ждать слишком долго.
* * *
Этот коридор был выдолблен в камне многими поколениями жителей хитрого города. Всех его секретов не знали даже вольные – «цари» Нижней Акры и признанные хозяева катакомб. Огонек лампы покачивался в такт шагам, тени плясали, раздваиваясь и растраиваясь веером от сандалий Каллистоса. Три – счастливое число. На одном из перекрестков Каллистос шагнул к стене, прижался к ней всем телом, словно старался вжаться в камень. Он даже сделал попытку втянуть живот, которого у грека отродясь не было.
Огромная каменная плита повернулась совершенно бесшумно и так быстро, что огонек лампы погас. Упала тьма. Теплая, слегка влажная и тихая-тихая.
На то, чтобы вновь зажечь светильник, понадобилось время. Но это было необходимо. Дальнейший путь лежал по узкой лестнице, которая лишь наполовину была творением рук человеческих, а на вторую половину – разломом в скале. О безопасности и удобствах тут никто не думал. Это был, насколько знал Каллистос, самый нижний уровень, ниже троп «вольных торговцев» и, проходя этим коридором, грек не мог не думать о том, что как две половинки скалы разошлись однажды, так они могут и сомкнуться… может, и прямо сейчас.
Лаз-щель открылся в большую сырую пещеру. Свет от маленькой лампы не мог осветить ее всю, он выхватывал лишь небольшие куски: причудливую колонну, образованную подземной рекой, когда-то колотившейся в эти стены, торчавший из пола сталактит, серебряный блеск на стене. И люди. Много людей. Очень много людей для такого места и такого часа. Причем, самых разных: от блохастых оборванцев с бельмами на глазах до людей вполне приличных, вида благообразного, в одежде, говорящей о хорошем достатке. Все они – и те, и другие, и третьи, которых не разглядеть – сидели прямо на полу, либо на плетеных ковриках, принесенных с собой.
Каллистос выбрал местечко посуше и устроился там.
На низком подобии подиума стоял человек в темно-красном плаще. Рядом с ним – большой глиняный кувшин. Человек, его звали Левкипий, был молод, моложе хозяина таверны «Под занавеской». Пожалуй, среди самой разношерстной публики, собравшейся здесь, не было лишь стариков. Оттого и обстановка была своеобразная. Ничуть не похожая ни на торжественные обеды Дания, ни на заседания городского суда, ни на собрание бродячего легиона, осиротевшего после крушения Рима… вообще ни на что. Каллистосу здесь невероятно нравилось.
Голос Левкипия был негромок, но заполнял всю огромную пещеру, каждый ее уголок. Неизвестно почему, звук в пещере вел себя отменно. Здесь можно было говорить, не повышая голоса – все присутствующие слышали каждое слово…
– Каллистос здесь, – отметил он, – больше опоздавших нет. Остальные заняты пополнением казны Братства.
– Своей собственной, – подал голос сосед Каллистоса.
– Это все равно, – великодушно отмахнулся Левкипий, – наполняя свой собственный сундук, мы увеличиваем наше общее богатство, ибо все мы – одна семья.
Никто не улыбнулся. Потому что улыбаться тут было нечему, Левкипий говорил сущую правду.
– Если больше возражений нет, вознесем молитву, спарты, тому, в кого кто верит. Неверующие просто посидят тихо и подумают о том, какая тяжкая ноша – жизнь и как облегчает ее вера.
Молились беззвучно, чтобы не мешать друг другу.
– Спешу донести, – продолжил Левкипий, когда разговор с богами иссяк, – что в своем подвале в семь локтей глубиной уважаемый Каллистос прячет двух посланцев из славной Кафы.
– Чего хотят эти мерзавцы?
– Эти, как справедливо заметил наш брат Феликс, во всех отношениях достойные мужи, хотят продать нам зеленых лепешек, сколько можно перевезти за раз на двух осликах.
– Под осликами они имели в виду себя?
– Себя или свою маму, это для нас неинтересно, – перебил Левкипий, – для нас интересны две вещи: цена и сроки. Наши запасы не бесконечны. С тех пор, как Танкар объявил траур по своему дружку Фриму и оставил Акру без крови лозы, дела наши совсем неплохи. Я думаю, что по этому поводу мы могли бы поднатужиться и высказать пару-тройку добрых слов в их адрес. Тем более что один из них уже покойник и похвалить его – дело, угодное богам.
Несколько мгновений все молчали. Потом кто-то глубокомысленно изрек:
– У Фрима последняя жена – красотка. И молоденькая совсем. Надо бы ее…хм… утешить.
– Ну вот, ведь можем же, когда захотим!
На этот раз почтенное собрание сдержанно посмеялось.
– А что случилось с Фримом? – спросил шепотом сосед Каллистоса.
Ответил с подиума Левкипий:
– А случилась с ним неприятность в масштабах вселенной несущественная. Его прирезали на базаре за мгновение до казни на колу.
Ознакомительная версия.
