Заметив, что все слушают его очень внимательно, Иоанн продолжал с еще большим воодушевлением:
– Что же касается моего времяпрепровождения в тот роковой день, когда не стало моего любимого племянника, то я готов расписать его по минутам, хотя и считаю, что королю не пристало отчитываться перед своими вассалами. Большую часть времени, можно сказать, весь день я провел за чтением депеш, доставленных из Германии и Рима графом Арунделем и лордом Баготом.
– За исключением двух утренних часов и трех вечерних – от шести до девяти, – уточнил лорд Багот. – Когда я вошел к вам вечером, на вас лица не было, и мне показалось, что вы смутились, – подозрительно посмотрел он на Иоанна.
– Можно узнать об этом у Вильгельма Гюйона, – тотчас нашелся король. – Не правда ли, любезный друг мой, – с заискивающей улыбкой обратился он к одному из своих приближенных, – что все это время мы провели с вами вместе?.. Вы подтверждаете это, сир?
– Точно так, государь, – ответил тот, заикаясь, – но…
Все бароны, услышав это «но», затаили дыхание, устремив свои взоры на молодого рыцаря, в надежде, что тайна вот-вот откроется. Но король, воспользовавшись его замешательством, продолжал как ни в чем не бывало:
– … но тем утром вы были со мной в башне, где содержался мой бедный племянник – ведь именно это вы собирались сказать, не так ли? Да, это так, милорды. Не тушуйтесь, Гюйон, расскажите им все, что знаете. Вы ведь слышали, как жестоко бранил я смотрителя за то, что он поместил Кюсси и Артура в слишком тесную комнату, духота которой могла повредить их здоровью. Разве не за этот проступок я уволил тюремщика? А заодно поведайте, уходил ли я вечером из дворца… Ну, отвечайте, я вам приказываю!
И он предупреждающе посмотрел на молодого человека.
Вильгельм де ла Рош Гюйон, побледнев, словно полотно, нашел-таки в себе силы подтвердить слова короля, и Иоанн обнаглел еще больше.
– Мы вернемся еще к этому делу, а на сегодня достаточно, – заявил он. – Но когда мое оправдание будет полным, я никому не позволю больше клеветать на меня, и горе тому, кто на это осмелится!
– Забудем пока об этом, – вмешался граф Саллисбюри, – и поговорим о вашем пленнике. Прежде чем он окажется на свободе, я хотел бы…
– Знаю, знаю, любезный брат, – перебил его Иоанн. – Все будет так, как вы хотите. Сразу же после обеда я напишу приказ о его освобождении.
– Ха-ха-ха! – донеслось из глубины зала. – Вот так ловкач! Будто не знает, что до обеда можно раз десять отправить Кюсси на тот свет!..
– Клянусь честью, шут прав! – воскликнул Вильгельм Саллисбюри. – Государь, поскольку уже имеется неоспоримое доказательство того, что в стенах одной из ваших темниц творятся ужасные вещи, то я собираюсь, с вашего позволения, навестить этого храброго рыцаря немедленно. Я сам отправлюсь к нему.
– Граф Саллисбюри! – одернул его король. – Если вы и не уважаете меня, то соблюдайте хотя бы внешние приличия – дождитесь, пока я отдам приказ. Клерк! – позвал он громко. – Займитесь этим, и поскорее.
Клерк повиновался, и Иоанн стал диктовать, но делал это так неохотно и медленно, что новое подозрение зародилось в уме Саллисбюри. Наконец Иоанн подписал приказ и передал его графу.
– Отнесите его сами, раз вам так хочется, – сказал он с притворной улыбкой. – И дай Бог, чтобы он успел пообедать, – процедил Иоанн сквозь зубы так, чтобы его не услышали.
Граф Саллисбюри быстро прошел через зал и был уже возле двери, когда король снова его окликнул:
– Вильгельм, подождите! А где же паж? Вы сказали, что он должен заплатить… Отдаст ли он деньги в ваше отсутствие?
Граф вынужден был вернуться.
– Вон паж, – сказал он, показывая на Эрмольда де Марея, который в окружении герольда, Галона-простака и двух охранников, доставивших золото, все это время стоял в конце зала. – Он тотчас же отсчитает нужную сумму, если вам так не терпится. А теперь мне пора. Я мигом вернусь – отсюда до башни не больше десяти шагов.
И, заметив, что Иоанн вновь собирается его задержать, добавил:
– Все вопросы – к пажу.
– А этот длинноносый? – не удержался монарх от насмешки. – Вон тот, со свиным рылом и хоботом, как у слона, – кто он?
Но Саллисбюри уже вышел, и Галон-простак, по обыкновению, вызвался отвечать:
– Коль уж вам так любопытно, я мог бы и сам ответить. Я – двойник Иоанна Безземельного. Мы слеплены из одной глины и обжигались в одной и той же печи, но одного природа сделала более мерзавцем, чем дураком, а другого – более дураком, чем мерзавцем. А так как голову одного она украсила короной, то другому, в виде вознаграждения, подарила ольховый сук вместо носа.
– Хоть ты и дурень, но все же забавный, – расхохотался король. Хотя насмешки шута и задевали его самолюбие, он был рад, пусть даже таким образом, скоротать время до прихода Саллисбюри и не замечать хмурых лиц своих баронов.
– Иди-ка сюда, дурак! А теперь скажи, шут гороховый, не хочешь ли поступить ко мне на службу? Что ты предпочитаешь: служить королю или нищему рыцарю?
– Ха-ха-ха! – рассмеялся Галон. – Я и впрямь был бы дураком, если б надумал переметнуться к королю.
– Прикуси-ка язык! – вспылил Иоанн. – Тоже мне важная птица!.. Уж и не знаю, была ли такая даже у самого Ноя в ковчеге…
– Как?! А разве не он выпустил голубицу? – спросил Галон с таким простодушным видом, что и бароны не выдержали и заулыбались.
– А! Так ты думаешь, что похож на голубя? Разве что этим своим клювом… И правда, тут у вас с ним большое сходство!
– Такое же, как и у вас со львом, – отвечал Галон дерзко. – Вот я и думаю, с какой это стати прозвище «Львиное Сердце» дали не вам, а старшему брату, и почему злые языки утверждают, что вы и внешне, и своими повадками больше напоминаете подлого и трусливого шакала. Ха-ха-ха!
И он отскочил назад, словно испугавшись, как бы Иоанн его не ударил.
Но оставим их перепалку и последуем за графом Саллисбюри в темницу к Гюи де Кюсси.
Час, в который обычно обедали, был уже близок, и когда граф вошел в мрачное обиталище славного рыцаря, то увидел его сидящим перед столом, уставленным разными блюдами и кубками с напитками.
Роскошный обед мог польстить вкусу даже самого привередливого человека: угощение, приготовленное умелыми поварами, выглядело очень аппетитно, но Кюсси ни к чему не притрагивался, хотя за последние месяцы и не пробовал ничего, кроме воды и хлеба.
– Длинный Меч! – воскликнул рыцарь, увидев графа. – Вильгельм, вы ли это?
– Спокойно, Кюсси! Тише! – граф крепко сжал его руку. – И не спешите винить меня, не выслушав. Я лишь недавно узнал об истинном положении дел и до последнего времени слепо верил, что король держит свое обещание. Поверьте, Кюсси, он клялся мне, что отнесется к вам с должным почтением и будет считать вас не столько пленником, сколько другом. Негодяй! Он солгал мне! Да если бы только мне!.. Но к делу! Должен сказать, ваш паж с завидным постоянством следовал за мной из города в город, пока я занимался вашими поисками, но все попытки разыскать вас долгое время не имели успеха. И лишь недавно из Англии пришло известие о вашем местонахождении. Опасаясь какого-нибудь вероломства, я тотчас отправился в путь. Клянусь, я очень спешил, чтобы спасти вас, поскольку достаточно изучил повадки своего братца – благодарю Бога, что я побочный! В каждом из городов Нормандии, которые я проезжал, я узнавал какую-нибудь очередную подробность о недостойном поведении Иоанна, но лишь по прибытии сюда мне стало известно о смерти этого несчастного юноши. Бедный Артур! Кто знает, как и кем он убит… и где похоронен…
