Чувство, которое без труда распознал бы запертый в клетку дикий кот, было готово разорвать ему грудь, хрипом вырваться из горла. Ему хотелось закричать, разразиться бранью, убежать.
Бежать. Он вскочил на ноги. И тут же пришли в движенье еще две фигуры: с деланной небрежностью стражники направились в его сторону. Оба они были молоды и крепки телом. Ему ни за что не скрыться от них. Он застыл неподвижно.
— Пора возвращаться, молодой господин, — любезно обратился к нему один из стражников. — Уже скоро пора обедать, полагаю.
— И братья твои возвращаются, — указал вниз другой. — Посмотри, господин, их отсюда видно. Не спуститься ли нам?
Мордред словно окаменел. Даже во взгляде не отразились обуревавшие его чувства. Нечто, чего не понять ни одному дикому зверю — да и мало кто из людей такое бы понял, — принуждало его молчать и хранить безразличное внешне выраженье. Два глубоких вздоха потребовалось ему, чтобы овладеть собой, подавить страх и готовое выплеснуться наружу яростное разочарованье. Он почти чувствовал, как разочарованье, словно кровь, стекает в землю с кончиков его пальцев. А вместо него пришла едва заметная дрожь, что бывает после того, как спадет напряженье, а затем вновь образовавшуюся пустоту заполнило обычное его спокойное самообладанье.
Он кивнул стражникам, отстранение произнес пустые вежливые слова и спустился к постоялому двору. Не отставая ни на шаг, стражники вышагивали по обе стороны от него.
На следующий день он попытал счастья снова.
Принцы, которым наскучили берег и город, жаждали посетить могучую крепость на склоне горы, но королева запретила им даже помышлять об этом. И действительно, капитан эскорта решительно объявил, что даже принцев Оркнейских не пустят за ворота. Цитадель укреплена и во все времена содержится в боевой готовности.
— Зачем? — спросил Гавейн.
Капитан молча мотнул головой в сторону моря.
— Ирландцы?
— Пикты, ирландцы, саксы. Кто угодно.
— А сам король Маэлгон там?
— Нет.
— Которое из укреплений башня Максена? — Этот заданный скучным голосом вопрос исходил от Мордреда.
— Чья башня? — решительно вмешался Агравейн.
— Максена. Кто-то говорил вчера о ней.
Этот “кто-то” был один из приставленных к нему стражников, который заметил, что башня находится высоко на склоне горы, недалеко от опушки леса.
— Она вон там, — указал на гору капитан. — Только теперь вы ее не увидите, она в развалинах.
— Кто такой был этот Максен? — поинтересовался Гахерис.
— Они что, ничему вас на Оркнеях не учат? — спросил было капитан, но решил проявить снисхожденье: — Это был император Британии, Магнус Максимус, испанец по рожденью…
— Разумеется, это мы знаем, — прервал его Гавейн. — Мы с ним в родстве. Он был императором в Риме, и это его меч Мерлин поднял из озера ради Верховного короля; Калибурн, Королевский меч Британии. Это всем известно! Он предок нашей матери через короля Утера!
— Тогда почему бы нам не посетить башню? — спросил Мордред. — Она за пределами крепости, так что, конечно, кто угодно может туда пойти? Даже если она в развалинах…
— Прошу простить меня, — покачал головой капитан. — Слишком далеко. Мне были даны распоряжения.
— Распоряжения? — ощетинился было Гавейн, но, не слушая ни его, ни капитана, Агравейн довольно грубо бросил Мордреду:
— И вообще, тебе-то зачем туда идти? Ты не родня Максену! Это мы с ним в родстве! И мы королевской крови и по линии матери!
— Тогда если я бастард из рода Лота, то можешь считать себя бастардом из рода Максена, — отрезал Мордред, в душе которого страх и напряженье внезапно обратились в ярость, а потому он не задумывался о сказанных словах.
Ему ничего не грозило. Близнецам, верным мальчишескому закону молчанья во всем, что касалось их матери, и в голову не пришло бы передать королеве это оскорбление. Их приемы были намного проще. После удивленного промедленья, вызванного лишь неожиданностью, они завопили от ярости и бросились на Мордреда, и вся энергия, скопившаяся за дни вынужденного бездействия на борту корабля, вылилась в изрядную потасовку по всему двору харчевни. После того как их растащили, принцев высекли за драку, а королева была к тому же в таком гневе, что кто-то посмел нарушить ее покой, что вообще запретила мальчикам покидать постоялый двор. И потому развалины Максеновой башни не довелось увидеть никому, и мальчикам пришлось довольствоваться игрой в костяшки и рассказыванием друг другу баек. Детские игры, отозвался об этих занятиях Мордред, на сей раз с открытым презреньем, поскольку обида и разочарованье его были еще свежи и живы; он держался поодаль от остальных.
На следующий день под вечер ветер внезапно переменился и снова ровно и сильно задул с севера. Под бдительным оком эскорта королева со свитой снова взошли на корабль, и, повинуясь ровному ветру, “Орк” полетел на юг, пока наконец не свернул с открытого моря в тихие воды Севернского моря. Неподвижная вода стояла здесь словно стекло.
— И так будет до самого Стеклянного острова, — заверил королеву и принцев шкипер.
И низко сидящий “Орк” действительно плавно заскользил по зеркалу эстуария; матросы налегли на весла лишь на последнем участке пути, чтобы подвести корабль к пристани Инис Витрина, Стеклянного острова, которая располагалась под самыми стенами дворца Мельваса, короля этой земли.
Дворец Мельваса, скорее просторная усадьба, располагался на лугу, лентой окаймлявшем крупнейший из трех островов, называемых все вместе Инис Витрин. Два острова представляли собой пологие зеленые холмы, плавно поднимавшиеся из окружавшей их воды. Третьим был Тор, высокий, размером с небольшую гору, конический холм столь совершенной формы, что казался твореньем рук человека или богов. Словно пояс на теле гиганта тянулись вдоль его основанья яблоневые сады, над которыми вился дымок из поселка, служившего Мельвасу столицей. Подобно огромному маяку сигнальной башни возвышался Тор над затопленной равниной Летних земель. Артур сам повелел использовать его для этой цели: сигнальная башня высилась на самой вершине холма, ближайшая сторожевая и сигнальная башня к столице Верховного королевства — Камелоту. Со смотровой площадки, сказали принцам, стены и сияющие башни Артуровой цитадели, стоявшей за Озером, были видны как на ладони.
Собственная крепость короля Мельваса лежала чуть ниже вершины холма. Под стены крепости вела крутая, присыпанная гравием дорога, петляющая по склону. Зимой, так говорили местные жители, дорогу совсем развозит от грязи и добраться наверх почти невозможно. Но сраженья зимой не ведутся. Король и его двор проводили все времена года в довольстве и роскоши в усадьбе на берегу, заполняя свои дни охотой, которая в насквозь пропитанных водой Летних землях заключалась в основном в охоте на диких птиц, гнездившихся на болотах. Болота, пока хватало глаз, тянулись на юг, и над их отражавшими солнечный свет заводями лишь изредка вставали купы плакучих ив и ольхи, которые окружали поросшие камышами островки, где на сваях строили свои хижины обитатели болот.
