Он добился перевода в другое место, но не для того, чтобы избежать своей судьбы – в моей семье всем хорошо известно, что отец был готов к насильственной смерти, вскоре последовавшей, – наоборот, он уехал с Корсики, чтобы продолжить борьбу более энергично, надеясь избавиться от помех, чинимых местными властями и обеспечить себе свободу действий.
По дороге из Марселя в Тулузу, где он должен был возглавить прокуратуру, на него было совершено еще одно покушение: стреляли средь бела дня, из-за ограды, пуля пробила окно почтовой кареты, где, кроме него, находилась моя мать с сестренкой грудного возраста и я, тогда еще совсем ребенок.
Меня отдали в королевский коллеж Тулузы. Прибыв в 1822 году на каникулы, я. нашел отца постаревшим лет на двадцать. Моя мать со слезами на глазах рассказала, что после официального обеда в префектуре, на котором отец внезапно чуть не умер, здоровье его сильно пошатнулось...»
Чтение доклада было прервано суховатым смешком, долетевшим из председательского кресла. Полковник, покручивая пальцами, самодовольно заметил:
– Мне тот обед хорошо запомнился. Старина Матье д'Аркс оказался слишком живучим. Лекок продолжал читать:
«...14 июля 1823 года меня взяли из коллежа. Приехавший за мной слуга не решился рассказать о катастрофе, разразившейся в нашем доме. Я застал мать сидящей в столовой; она меня не узнала – бедная женщина обезумела. Отец был задушен в своей кровати, возле которой стояла колыбель с маленькой сестрой – ей было тогда три с половиной года. Видимо, убийцы сперва не заметили ребенка, но девочка проснулась и закричала. Ее тоже убили – или похитили.
Я вошел в комнату отца первым. Письменный стол, секретер, шкафы – все было опустошено и разграблено. Забрали и деньги, хотя скромные сбережения известного своей строгостью судьи навряд ли могли быть целью подобного преступления. Нынешнее свое состояние я получил гораздо позднее, унаследовав его по материнской линии.
Последний эпизод этой мрачной истории, господин министр, изложен мною весьма кратко, поскольку он широко известен. Эта трагедия потрясла всю магистратуру, многие полагают даже, что она весьма способствовала моему продвижению по службе.
В совершении преступления заподозрили старого слугу нашей семьи. Он был обвинен, осужден и кончил жизнь на эшафоте. Однако я могу поклясться своей честью, что этот бедняга ни в чем не виноват...»
– Ну и ну! – раздраженно выкрикнул Корона. – Собрать нас для того, чтобы поведать эту допотопную историю!
– И правда, – поддержала его графиня де Клар, – все это нас нисколечко не касается.
По всей видимости, и остальные члены совета разделяли это мнение. Полковник обвел всех цепким взглядом, усмехнулся и саркастически промолвил:
– Терпение, дорогие детки. Эта история не так уж вам и знакома, никто из вас в ней не участвовал, кроме, пожалуй, Приятеля-Тулонца, который сильно подрос с той поры – тогда он был моим маленьким грумом. Все помню один только я – и до чего же ловко обвел я тогда публику вокруг пальца. Терпение! В жилах автора сего доклада течет корсиканская кровь, унаследованная от матери, – она была Адриани. Это просто-напросто маленькая вендетта. Я нахожу, что доклад вовсе недурен, история отца изложена суховато, зато оставлено место для вещей куда более актуальных. Еще немного, и вы почувствуете к докладу захватывающий интерес. Читай, Приятель, тобой я очень доволен.
Лекок послушно открыл было рот, но полковник заговорил снова.
– Позвольте вставить еще словечко, дорогие слушатели. Вы должны как следует осознать, кто такой Реми д'Аркс и в каком положении он находится. Человек молодой, горячий, талантливый, законом владеет лучше, чем воин шпагой, к тому же любимец верхов и богач. Он знает, что мы убили его отца, его мать умерла сумасшедшей, его сестра... черт возьми! Что же сталось с его сестрой? Если она жива, то обретается где-то очень далеко. Перед вами человек, у которого мы отняли всех, кого он любил, – мы уничтожили его семью; разумеется, он пойдет на все, чтобы добраться до нас. Учтите это.
Он сделал Лекоку знак, и тот возобновил чтение:
«...Господин министр, мне больше нечего добавить к рассказу об этой катастрофе. Юность моя прошла печально, единственное утешение виделось мне в работе: закончив в 1828 году юридический факультет, я решил заняться адвокатурой.
В тот год я проводил каникулы в нашем поместье, расположенном в окрестностях Аркашона. Там я в последний раз видел мою бедную матушку: разум к ней не вернулся, но в своем безумии, протекавшем довольно спокойно, она обрела одну весьма осмысленную привычку – тщательно собирать и хранить все, что осталось от бумаг и книг моего отца.
Как раз в ту пору доктора нашли у меня чахотку и пророчили близкую смерть – я ждал ее с тайной радостью. Часы одиночества я посвящал библиотеке, где моя мать хранила собранные ею сокровища. Помню, что из окон библиотеки виднелось море – за молодым ельником, посаженным для оздоровления лагуны.
Будущее было мне безразлично, ни к какой карьере душа не лежала. Я почитывал кое-какие труды по праву, в основном уголовному, причем особенно охотно те пассажи, где разбирались юридические ошибки. Именно этим вопросом по вполне понятным причинам усиленно интересовался Матьед'Аркс, и с этой точки зрения коллекция матери была весьма богатой.
Как-то вечером, проглядывая материалы, касающиеся пересмотра дела Лезюрка, я наткнулся на пресловутое заключение, подписанное Беррье, Пардесю, Дюпеном и профессором Тулье. На странице, содержавшей перечень странного нагромождения улик, собранных против мнимого убийцы лионского курьера, я увидел на полях запись, сделанную рукой отца: «Если оставить в стороне факт случайного сходства между преступником и невинно осужденным, в этом деле обращает на себя внимание удивительное стечение обстоятельств, сбивших следствие с прямого пути. Я усматриваю здесь ключ к разгадке системы, изобретенной VesteNere: то, что было случайностью в деле Лезюрка, возведено в принцип и умело использовано в деле братьев Кватрополли. Судя по всему, Черные Мантии нашли способ СОЗДАВАТЬ судебные ошибки, кому-то уже вверена эта тайна и упаси Бог...»
На этом абзаце голос Лекока потерял скорость и пресекся.
– Ну как, становится потеплее, а? – ехидно поинтересовался полковник. – Даже наша душечка Маргарита распахнула свои прекрасные глазки.
