— Кто это? Что случилось? Есть новости? — спросила Кристиан.
Эрскин смешался:
— Это я. О каких новостях вы говорите? Пока ничего не случилось.
Она облегченно вздохнула.
— Ах, Том. Да я так. Идемте. — И по пути в гостиную добавила: — Дело в том, что Ричард поехал на состязания.
Эрскин вовсе не был эгоистом.
— Вот черт, — сказал он, — я не знал. Тогда, пожалуй, лучше вернуться туда. Я оставил Хантера с дамами. Он мне ничего не сказал, наверное, думал, что я знаю… Да, вот дела… если…
Кристиан взяла его за руку:
— Поверьте: если что-то должно случиться, вы не сможете этому помешать. И вообще, я хочу, чтобы вы остались здесь.
— Хотите? — обрадовался он.
— Да. Сколько продлятся состязания? Час? Два?
— Так… сотня человек — по два выстрела каждый… не меньше двух часов, конечно, если кто-нибудь не попадет в попугая раньше.
— Тогда не проводите ли вы меня и леди Калтер на ярмарку? — попросила Кристиан. — Пока состязания не закончатся?
Это никак не входило в его планы, но Том прекрасно понимал причины такого желания.
— Она беспокоится, да? — спросил он.
— Ну, Сибилла пока еще не бьет во все колокола, но не следует оставлять ее одну. И она ни за что не пойдет с вами, если я останусь здесь. Я знаю, сейчас еще рано и на ярмарке пустовато, но мы по крайней мере можем попытаться забыть эти проклятые состязания.
Том изумленно воззрился на нее:
— Похоже, вы переживаете не меньше, чем Сибилла.
На этот раз ее ответ был резок.
— Если бы вы могли на время отвлечься от карточной игры и лошадей, то увидели бы в Кроуфордах нечто такое, что заставило бы вас по-другому взглянуть на прочих ваших друзей. Если бы даже я помнила свою мать, вряд ли бы я ценила ее так же, как ценю леди Сибиллу. И Мариотта, хоть она, может быть, и не такая, как бы нам хотелось, полна достоинства и твердости духа — если только дать себе труд присмотреться внимательно… — Тут Кристиан прервалась, лицо ее прояснилось, и она, шутливо подтолкнув Эрскина, добавила совсем в другом тоне: — Пойдемте. Скажем Сибилле, что отправляемся на весь день на ярмарку. Только не позволяйте ей увести вас в другую сторону.
— Я не думаю… — сказала Сибилла.
— Нет, ради Бога, нет! — хором воскликнули Том Эрскин и Кристиан Стюарт.
— Нет. Вижу, что нет: у нас и так руки полны. Но Агнес обожает пряники… Интересно, — задумалась Сибилла, — нельзя ли их положить в мой капюшон?
Продвижение Сибиллы по ярмарке напоминало полет пчелы, уносящей с каждого цветка понемногу нектара.
В игрушечной лавке она купила двух куколок из слоновой кости, свисток, погремушку и очаровательный набор маленьких колокольчиков; все это героически нес Том, который стал при ходьбе издавать мелодичный звон.
Потом наступил черед специй: в этой лавке она взяла шафрана, корицы, тмина, фиг, макового семени, имбиря, цветков левкоя и крокуса — после недолгого размышления — немного краски для шерсти. Все это она поровну распределила между Томом и Кристиан.
Потом они послушали певца, купили длиннющий свиток с новой балладой, которую Том пробежал глазами, а потом счел за лучшее потерять.
— Не страшно, — весело сказала леди Калтер. — Музыка — опасная вещь. Наполняет уши сладким ядом и лишает людей мужества. Этого мы не можем допустить.
Эрскин никогда не знал, когда Сибилла шутит, но на этот раз решил, что она говорит серьезно. Все пошли дальше; леди купила новую колоду карт, нитки, полный сверток телячьих ножек, серебряное кружево и пару ножниц. Она хотела купить огромный камень для своего сада, но Том категорически отказался его нести, и вместо этого леди купила зубочистку. Они посмотрели акробатов, истратили шесть пенсов на весьма сомнительную русалку и, наконец, усталые и разгоряченные, ввалились в таверну, где Том потребовал место для двух дам и для себя и напитки.
— Ах ты, Господи, — сказала леди Калтер, усаживаясь среди множества свертков. — Кажется, я забыла, что здесь бьется, а что пачкается. Разве телячьи ножки. О, какая жалость, Том. Но ничего — это отстирается.
Они пили вино и болтали.
Солнце для октября было жарким. Тень городской ратуши лежала на сотнях ярких маленьких киосков, на вымпелах и пестрых товарах. Певцы исполняли свои песни, им вторила уличная толпа, звучали бубны и дудки цыган. Слышались крики уличных торговцев. Все выглядело ярким, веселым и невинным.
— Ну что ж, — сказала леди Калтер, — Се n'est pas tout de boir, il faut sortird'ici [39]. Вон уже собираются тучи, а если шафран промокнет, ты, Том, будешь желтым и душистым, а может, и корни пустишь. Идемте.
Они покинули таверну. Эрскин вел Кристиан за руку — и та вдруг почувствовала, что кто-то дернул ее за юбку. Жалобный голос произнес совсем близко:
— Дайте погадаю, прекрасная дама.
— Постойте! — крикнула она Тому, перекрывая гомон толпы.
Эрскин остановился.
— Что такое? — спросила леди Калтер, взглянув через ее плечо. — А, цыган. Прекрасно. Подождите-ка, — сказала она, наклонив набок голову в голубом бархатном капюшоне. — Кажется, я вас видела раньше. Конечно! Вы были в Калтере в августе, верно?
Цыган сверкнул красивыми зубами:
— Верно, миледи. Я тогда с удовольствием выступал для вас.
— Конечно, — сказала Сибилла. — А чем вы занимаетесь? Гадаете…
— Гадаем, поем, танцуем… — Цыган взмахнул рукой. За его спиной группка молодых цыган, черноволосых и белозубых, глаз не сводила со своего вожака. — Любые развлечения.
Неизбежная мысль пришла в голову леди Калтер.
— Том! Кристиан! А почему бы не пригласить их сегодня в Богл-Хаус? Ни Бокклю, ни Ричард, ни Агнес никогда их не видели. Мы позовем Денди Хантера и старших детей Флемингов…
Вежливые попытки отговорить ее были безуспешны, а все другие — немыслимы. За огромную плату, призванную покрыть убытки, могущие произойти из-за их временного отсутствия на ярмарке, цыгане согласились прийти в Богл-Хаус. Леди Калтер была вне себя от восторга.
— Они так любезны. Том, у вас есть деньги? Я все потратила. — Совместными усилиями — проблема состояла в том, что телячьи ножки текли и пачкались, — деньги из кошелька были извлечены. — А теперь прямо домой, — сказала леди Калтер, и в голосе ее впервые послышалась усталость. Они направились к выходу с площади, а затем вниз по Боу-стрит.
В конце улицы их встретил Хантер; они издалека заметили, как он продирается сквозь толпу и машет рукой.
— Хорошо еще, что он плоский, как камбала, — заметил Том Эрскин. — Сегодня ему уже дважды пришлось совершить такой путь.
