Сэр Теренс двинулся было вперед, чтобы открыть дверь, но Веллингтон неожиданно остановил его и спросил:
— Вы огласили мой приказ о дуэлях?
— Сразу же, как только его получили, сэр.
— Однако немного же понадобилось времени, чтобы его нарушили! — Он нахмурился.
Сэр Теренс почувствовал, как застучала в его висках кровь, но, ничем не выдавая своего волнения, печально ответил:
— Боюсь, что так.
— Ни в какие ворота не лезет! Я услышал об этом от Флетчера сегодня утром. Только что прибыл капитан — как его? — и доложил, что находится под арестом. А Флетчер получил записку от вас с основаниями для этого. Самой неприятной особенностью этих дел является то, что они всегда приносят массу хлопот и беспокойства. В случае с Беркли жертвой оказался племянник патриарха. Теперь Самовал, еще более важная персона, близкий друг нескольких членов совета. Его смерть вызовет большой шум и, возможно, новые трудности в наших взаимоотношениях с португальцами. Большая неприятность. Из-за чего они поссорились? — вдруг спросил он.
О'Мой похолодел.
— Единственная известная мне ссора, которая между ними произошла, — произнес он, избегая пристального взгляда своего собеседника, — случилась как раз из-за приказа вашей светлости. Самовал скверно о нем отозвался, что возмутило Тремейна. Они обменялись резкостями, но в тот раз я и другие присутствующие не дали их стычке зайти далеко.
Сэр Артур удивился.
— Ей-богу, О'Мой! — воскликнул он. — Справедливости ради нельзя не сказать, что у капитана есть некоторое оправдание. Он был одним из ваших военных секретарей, не так ли?
— Так.
— О! Жалко, жалко. — Его светлость на секунду задумался. — Но приказы есть приказы, и солдаты должны им повиноваться. Британские солдаты это с трудом понимают, но нам следует внушать им это более настойчиво.
Честная душа О'Моя мучительно протестовала против лжи, косвенно высказанной им этому благородному человеку, которого он очень уважал и который представлялся ему самим олицетворением воинской чести. Он находился в таком состоянии, что, если бы Веллингтон задал еще один вопрос, он не смог бы более сдерживаться и рассказал бы ему, как было все на самом деле. Но вопросов больше не последовало. Веллингтон направился к выходу и протянул на прощанье руку.
— Не провожайте меня, О'Мой. Я оставил вам массу работы, а у вас нет секретаря, так что не тратьте время на любезности. Я надеюсь, что застану леди в саду и смогу попрощаться с ней.
И, позвякивая шпорами, он быстро вышел, оставив подавленного духом О'Моя ссутулившимся в кресле.
В саду его светлость нашел мисс Армитидж, сидевшую в одиночестве за столом под виноградными решетками. При его приближении она поднялась, несмотря на его жест, предлагавший ей не вставать.
— Я искал леди О'Мой, — сказал сэр Артур, — чтобы откланяться. Возможно, я больше не буду иметь удовольствия вновь побывать здесь.
— Вероятно, она на террасе, — ответила мисс Армитидж. — Я приведу ее.
— Пойдемте вместе, — последовало любезное предложение, и они двинулись вместе в сторону арки.
— Вы сказали, ваша фамилия Армитидж?
— Это сказал сэр Теренс.
В его глазах зажегся огонек.
— Вы обладаете исключительным качеством. Правдивость довольно распространена, точность встречается гораздо реже. Хорошо, сэр Теренс сказал. У меня был большом друг по фамилии Армитидж. Я потерял его из виду много лет тому назад. Мы вместе ходили в школу в Брюсселе.
— К месье Губеру, — уточнила мисс Армитидж, несказанно удивив своего собеседника. — Это Джон Армитидж, мой дядя.
— Господи помилуй, сударыня! — воскликнул он. — Но я решил, что вы ирландка, а Джек Армитидж был из Йоркшира.
— Моя мама ирландка, наша семья живет сейчас в Ирландии — и я родилась там же. Но отец тем не менее был братом Джона Армитиджа.
Сэр Артур пристально взглянул на нее, отметив про себя ее прекрасную осанку, мягкие линии фигуры и красивые, благородные черты лица. Его светлость, вспомним, умел ценить женскую привлекательность.
— Так вы племянница Джека Армитиджа, — все еще не в силах оправиться от удивления, произнес он. — Расскажите же о нем, дитя мое.
И она рассказала, что Джек Армитидж сейчас преуспевающий человек, что он удачно женился, взяв за женой богатое приданое, уже давно ушел в отставку из конной гвардии и теперь живет в Нортгемптоне. Сэр Артур с интересом слушал ее, и мальчишеская привязанность к ее дяде, которую он долгие годы не имел возможности выразить, обратилась в сердечное расположение к племяннице; ее собственное очарование, несомненно, тут тоже сыграло свою роль.
Они вышли на террасу, но леди О'Мой там не оказалось. Впрочем, лорд Веллингтон был слишком поглощен своим открытием, чтобы обеспокоиться этим.
— Дитя мое, — сказал он, — если ради Джека и ради вас самой я смогу что-нибудь сделать для вас, я надеюсь, вы дадите мне об этом знать.
Бросив на него быстрый взгляд, мисс Армитидж опустила глаза и, то бледнея, то краснея, произнесла:
— Вы меня искушаете, сэр.
— Тогда поддайтесь искушению, дитя мое, — мягко сказал сэр Артур, видя ее внутреннее сопротивление.
— Это не для меня, — подтвердила его ощущения девушка. — Есть кое-что, о чем я хочу попросить вас, если осмелюсь — я и так собиралась это сделать, если бы нашла возможность. Честно говоря, я сидела в саду, ожидая вас, надеясь поговорить с вами.
— Так, так, — подбодрил сэр Артур. — Теперь это будет легче сделать, поскольку мы установили, что являемся в некотором смысле старыми друзьями.
Он был так добр и ласков, что, несмотря на суровое, властное выражение его лица, Сильвия не могла больше сдерживаться:
— Я хотела просить за лейтенанта Ричарда Батлера, — начала она.
— Что ж, — весело сказал сэр Артур, — именно этого я и боялся, когда услышал, что разговор будет о ком-то другом.
Он понял ее совершенно, неправильно.
— Мистер Батлер, — сказала она, — это офицер, который обвиняется по делу в Таворе.
Его светлость задумался.
— Батлер — Тавора?.. Ах, да, — вспомнил он, — осквернение женского монастыря. — Его тонкие губы сжались, лицо окаменело. — Да? — его голос сделался холодным, даже резким, что, однако, не остановило мисс Армитидж.
— Мистер Батлер приходится братом леди О'Мой, — пояснила она.
Отпрянув, лорд Веллингтон несколько секунд изумленно смотрел на нее.
— Боже мой! Что ты говоришь, дитя! Ее брат! Шурин О'Моя! О'Мой ни слова не сказал мне об этом!
— А что он мог сказать? Сэр Теренс дал слово регентскому совету, что мистер Батлер будет расстрелян, как только его схватят.
