— Хорошо, — прошептал Фернан, потупив глаза. Тогда Баккара передала ему его собственную историю, сказав, что она уступила его честной, невинной и благородной девушке, а сама порвала" со своей прошлой жизнью. «Но вдруг, — продолжала она, — мне на дороге стала женщина, которая во всем гораздо ниже меня, и теперь я не хочу оставаться простой зрительницей».
Фернан считал себя оскорбленным всем этим и ушел от Баккара, предварительно узнав, что Женни переехала в улицу Бланш, № 17.
Когда он ушел, молодая женщина не могла удержаться от слез.
— Боже! — прошептала она. — Я хотела возвратить его жене, думала образумить его и не могла заглушить биение собственного сердца!
О слабость человеческая!
И Баккара глубоко вздохнула.
Через два часа после этого Баккара ехала по улице предместья св. Антония и приказала остановиться у подъезда мастерской Леона Роллана.
Она быстро взбежала по лестнице и остановилась у дверей комнаты Вишни.
Молодая женщина сама отворила дверь и бросилась в объятия сестры.
— Ах, иди, иди, мой друг, — сказала она, — ты очень одолжила меня, что пришла навестить, потому что я сильно страдаю.
Вишня была одна, так как мать Роллана ушла со двора.
— Боже, как ты переменилась, — прошептала Баккара, садясь со своей сестрой в маленькой гостиной.
Вишня глубоко вздохнула и тихо сказала:
— О, моя жизнь — чистый ад. Баккара взяла ее за обе руки.
— Надейся, — шепнула она. Вишня залилась слезами.
— Но, — прошептала Баккара, — какое же он чудовище, если позволяет себе заставлять тебя так сильно страдать!
— Нет, — ответила Вишня, — он и сам страдает, как какой-нибудь осужденный.
— Ты говоришь, что и он страдает?
— Ужасно, смертельно.
— Разве он сошел с ума?
— Да, с горя, что эта тварь не любит его. Она уже оставила его, — добавила она, несколько помолчав.
— Она, сама?
— Да.
— Ах, так это еще лучше для тебя, так как, когда пройдет первое кружение головы, он возвратится к тебе. — Баккара нежно обняла свою сестру и страстно поцеловала ее.
— Все проходит со временем, — продолжала она, — а в особенности любовь, если только она произошла в минуту безумия. Ты говоришь, что она его оставила?
— Да. Уже три дня.
— Ты вполне уверена в этом? Вишня утвердительно кивнула головой.
— Так будь уверена, моя милочка, что уже близко то время, когда он будет на коленях просить у тебя прощения.
Горькая улыбка показалась на лице Вишни.
— Я уже заранее простила его и охотно бы согласилась быть несчастной, лишь бы только он не страдал. А он так страдает.
Вишня при этом старалась скрыть свое волнение.
— Боже! — продолжала она. — Если бы ты только могла видеть, в каком он отчаянии со вчерашнего дня. Он даже хотел ночью убить себя.
Баккара удивилась.
— Да, он хотел даже сегодня ночью броситься из окна, и когда я удержала его, то он был очень недоволен мной и крикнул: «Зачем ты удержала меня?»
— Но разве ты забыл свое дитя? — сказала я тогда ему, и это-то напоминание о невинном малютке заставило его вздрогнуть. Он подошел к нему, поцеловал его и принялся плакать. Затем он поцеловал у меня руку и ушел, дав мне предварительно клятву в том, что он не лишит себя жизни. Сегодня утром он не говорил ни со мной, ни со своей матерью и все время целовал и играл с нашим ребенком.
— Но почему же ты убеждена, что она оставила его? — спросила Баккара. — Разве он тебе говорил о ней?
— О нет, — ответила, вздохнув, Вишня, — я узнала это из письма, которое я нашла сегодня на полу и которое он все время перед тем, как потерять его, страстно целовал.
Сказав это, Вишня расстегнула свой корсаж и подала сестре листочек почтовой бумаги.
Баккара взглянула на него и невольно вздрогнула.
Она узнала почерк Тюркуазы.
Молодая женщина поискала у себя в кармане и вынула из него записку, которую она старательно сличила с письмом, адресованным Леону Роллану.
— Наконец-то, — проговорила она, — у меня находится ключ к нашей тайне.
Ум Баккара как будто озарился ярким светом, и она более, нежели когда-нибудь, убедилась в подлости Андреа .и его участии во всех ужасах. Она уже не сомневалась больше, что женщина, околдовавшая Леона Роллана, была Тюркуаза. которая очаровала и увлекла Фернана Роше.
Баккара все поняла и, конечно, не могла уже верить той сказке, которую рассказывала Тюркуаза о своей любви к Фернану Роше и о готовности ради него жить где-нибудь на чердаке, довольствуясь самым незначительным содержанием.
Для Баккара теперь это было ясно как день, теперь только нужны были доказательства, а их-то и не было, так как сэр Вильямс умел уничтожать их все до самого последнего.
Это письмо освещало все так, как молния освещает ночь, и, казалось, было написано огненными буквами, из которых составилось «сэр Вильямс».
И теперь между сэром Вильямсом и ею должна была произойти беспощадная борьба; такая борьба, в которой малейшая оплошность могла бы стать смертным приговором доверчивому и неосторожному противнику.
Баккара поняла, что ей нужно скрывать свою тайну и что ее не должны знать ни де Кергац, ни Фернан, ни даже ее сестра или кто-нибудь другой.
И поэтому она ни слова не сказала Вишне и ограничилась только тем, что обняла сестру, поцеловала ее в лоб и тихо сказала:
— Слушай меня хорошенько и верь моим словам, так как я клянусь тебе, что говорю тебе правду, — верь мне, что через две недели Леон успокоится и будет любить тебя по-прежнему.
Вишня радостно вскрикнула:
— Боже! Если бы это была правда!
Баккара молча поцеловала ее и вышла, захватив с собой письмо, написанное Тюркуазой к Леону Роллану.
— Куда прикажете ехать? — спросил у нее кучер, когда она села в карету.
— Поезжайте по бульварам до площади св. Магдалины, — сказала она, предаваясь размышлениям.
Проехав немного, она приказала поворотить в улицу Бюсси и вернулась в свой отель.
Здесь ей сообщили, что к ней уже два раза приходил виконт Андреа, который, не дождавшись ее, оставил ей письмо.
В этом письме было написано всего несколько строчек.
Виконт Андреа извещал Баккара, что он получил несколько таких серьезных сведений относительно клуба червонных валетов, что ему необходимо немедленно повидаться с ней.
Баккара приказала своей прислуге сообщить виконту, когда он придет, что ее нет дома, затем она сказала своей горничной и слуге: «Я намерена продать этот дом, в который я, по всей вероятности, не возвращусь несколько дней. Пока этот дом не продан, вы оба останетесь здесь, а когда он перейдет в другие руки, то вы будете иметь полное право удалиться с шестьюстами ливрами ежегодного пенсиона».
