Ознакомительная версия.
— Пущай идет, атаман! — махнул на дочку рукой Наум Коваль, до этого молча шагая рядом. — Не мимо будет сказано, что с рождения в нее отчаянный бесенок вселился, который даже святой купели при крещении не испугался! Я сам присмотрю за Марфушей. А будет дерзить — самолично на виду татарского войска по голой заднице крапивой так настегаю, что неделю чесаться будет!
Казаки, которые шли неподалеку и слышали разговор, громко рассмеялись, несмотря на то, что обстановка была тревожная перед возможной очередной дракой с кучумовцами, а Марфа осмотрелась и заметила не без ехидства:
— Тятенька, здесь поблизости и крапивы не видно, одна полынь да чертополох колючий!
— Ну молодец! Не язычок, а сабля булатная! — с восхищением покрутил головой Ортюха Болдырев, поправляя пищаль за спиной. — Не девка, а воистину лихой казак! Такую и в атаманши выбрать можно. А что же подружка твоя Зульфия не облачилась в ратные одежды? Я с охотой пошел бы в сражение бок о бок с ней.
— Не с руки ей супротив единоверцев биться, — пояснила Марфа, поправляя колчан с белоперыми стрелами, который от быстрой ходьбы немного съехал к правому плечу.
— Так что с того — единоверцы! — воскликнул Ортюха. — Батюшка Еремей отпустит такие грехи без епитимьи![12]
— Кончай балагурить, казаки! Видите, пришли под татарскую крепость, глаза растопырьте, чтобы не влететь в волчью яму перед рвом, — построжал голосом атаман, оглядывая поле перед Куларами. Казаки покинули уже приречные заросли мелколесья, остановились на открытом месте, шагов за триста от городка.
— Ишь, зело крепко окопался Карача, — пробормотал с досадой Матвей Мещеряк, подошел и встал рядом с атаманом Ермаком, утопая по колено в густом разнотравье с пахучей полынью. — Гляди, двойной ров от оврага и до другого оврага через поле, вал и стены сажени в две высотой. Куда там Кашлыку до Кулар!
— Вижу, Матюша, — отозвался Ермак, — вижу и то, что внутренние стенки рва недавно подрезаны, сделаны отвесными, не сразу из рва выкарабкаешься. Ждал нас здесь Карача, отменно изготовился. И знает, что больших пушек мы с собой не везем, в Кашлыке оставили.
Матвей закусил губу, вновь и вновь до мелочей изучал поле перед крепостью, густо стоящих с копьями татарских воинов, готовых встречать штурмующих, а атаман Ермак подвел итоги своих размышлений:
— Как ни верти мозгами, Матюша, а на этот раз мы с тобой как лисица перед ежиком: и хочется мясца съесть, да с какого бока ни сунься — везде в морду колючки тычутся!
Матвей усмехнулся, глянул на атамана и сказал, указывая пальцем в сторону Кулар:
— А что лисица в таком случае делает, а? Ежели есть поблизости ручей или иной водоем, катит бережно туда ежика и начинает топить! Когда захлебнется, она когтями вспарывает ему брюшко и лакомится, чертовка рыжая!
— Лисице проще, Матюша! А как вот Кулары в Иртыш опрокинуть? Не станем же мы кручу берега под городом раскапывать, чтобы он рухнул! На это тьма времени и сил уйдет, наши бороды до травы дорастут.
Матвей Мещеряк согласился:
— Надобно как-то татар из-за стены выманить в поле! А не выйдут — простоим понапрасну; время потратим впустую и каравана не встретим!
Атаман Ермак посмотрел на своих казаков, которые цепью растянулись по полю, шагах в трех друг от друга и смотрели в его сторону, ожидая команды броситься на крепость.
— Не-ет, братки мои, нам с малой силой не удержать Сибирского царства за московским государем, — громко заговорил Ермак, вышагивая по высокой траве вдоль казацкой цепи. — Погибнем здесь — Кучум сызнова возьмет Кашлык, и все труды наши ратные, казацкие и стрелецкие жизни пропадут задарма! А потому, братцы, будем дразнить татар издали, не подставляясь под их стрелы. Вот ежели вылезут да кинутся в драку — бой дадим крепкий, и огневой и сабельный!..
Пять дней простоял отряд Ермака под Куларами, днем палили из пищалей по татарам, если те рискованно подставлялись на стенах, к сумеркам отходили к стругам и отдыхали, огородившись крепкими заставами.
— Мало толку и далее торчать здесь, — решил Ермак, как только возвратились к стругам после очередной перестрелки с осажденной крепостью. — Погребем далее, к Шиш-реке, может статься, бухарский караван в обход Кулар туда уже пришел, Махмет-бай нас там дожидается!
Назад воротяся, при лучших делах, приберем и это гнездо кучумовское!
Поужинали пшенной кашей с вяленым мясом, поклонились старцу Еремею за то, что позаботился об их сытости, столкнули струги с песка и сели за весла. Но на Ишим-реке бухарского каравана ермаковцы не сыскали, зато обнаружили большое становище татар князя Карачи, бежавших на южные рубежи Сибирского царства. Воинов среди жителей не было, должно, они стояли с Карачей в Куларах, а беженцы имели столь жалкий и убогий вид, что Ермак повелел казакам их не обижать и последнего скарба не лишать.[13] Здешние татары известили атамана, что к рубежной Шиш-реке никакой бухарский караван близко не подходил и даже слуха в степи о нем не было от пастухов.
— Чудно! Не провалился же караван в преисподнюю, — ворчал обескураженный атаман, возвращаясь в струг в сопровождении Матвея Мещеряка и полусотни казаков, с которыми ходил в татарское становище. — Делать нечего, погребем назад. Ежели на обратном пути не встретим — знать, и не было никакого каравана, а был новый кучумовский обман, чтобы выманить нас из Кашлыка! Да на воде Иртыша ему нас никоим образом не взять!
— Наверно, подумал Кучум, что мы Кашлык оставим вовсе без всякой обороны, а он и приберет до нашего возвращения себе сызнова столицу, — поддержал атамановы подозрения Матвей Мещеряк. — Худо выйдет, ежели и на обратном пути не встретим Махмет-бая, без провизии и одежды новой останемся! Поизносились уже изрядно.
— Правда ваша, атаманы! Сей Кучум желателен нам на волнах Иртыша, как червь в орехе! — подал реплику за спинами атаманов Ортюха Болдырев, и со смехом добавил: — Эх и разжились мы, братцы, от бухарских купчишек — обули молодцев из сапог в лапти!
— Не горюй, Ортюха, — с улыбкой отозвался Ермак, — еще не все песни нами пропеты, еще не закончился наш поход, будем питать надежду на русский авось, что не с дуба сорвалось, а в крепких казацких руках родилось!
* * *
Обратный путь был более быстр и не так утомителен, потому как теперь шли по течению Иртыша. К устью Ишима пришли в полдень с надеждой, что получат здесь хоть какие-то утешительные известия о бухарском караване. И ожидания эти оправдались.
— Ермак Тимофеевич, глянь, человек какой-то на памятном мысу стоит над речным обрывом и шапкой машет, — неожиданно прокричал с носа струга молодой глазастый казак, поставленный следить за речной водой и берегом.
Ознакомительная версия.
