Затем юноша повернулся к Бертиль и произнес тем необыкновенно нежным тоном, которым говорил только с ней и который так поразительно контрастировал с его привычной грубоватой резкостью:
— Вам нельзя возвращаться к себе… Там вы не будете в безопасности.
На ее прелестном личике появилось испуганное выражение, и она несколько раз кивнула, что означало: Да! Да!
— Куда вы прикажете мне проводить вас?
Он думал, что она скажет: в Лувр. Но ничего подобного не произошло.
— Я не знаю, — простодушно промолвила она. — В этом большом городе у меня нет знакомых, которым я могла бы довериться.
Если он и удивился этому ответу, то ничем себя не выдал. Не нужно было обладать большой проницательностью, чтобы догадаться о таинственных обстоятельствах, сопутствующих ее рождению. Раз она не выразила желания прибегнуть к помощи своего отца, значит, считала это для себя невозможным. По какой причине? Его это не касалось — таково было ее решение, вот и все. Но зато ему было ясно другое: в этой опасной ситуации у королевской дочери не было иного заступника, кроме него, нищего авантюриста и безродного головореза. Он ощущал необыкновенную гордость и сильнейшую радость — и одновременно чувствовал невыразимое умиление перед этой трогательной, беззащитной девочкой.
Задумавшись на несколько секунд, он стал перебирать известных ему людей, к которым мог бы отвести Бертиль, и, наконец, ему показалось, что он нашел. Голос его, когда он обратился к девушке, зазвучал еще более нежно и еще более мягко, а почтительная предупредительность превратилась в почти благоговение.
— Если вы не возражаете, — промолвил он с очаровательной робостью, — я провожу вас к человеку совершенно надежному. Но я вынужден буду отвести вас на постоялый двор… Простите меня, но человек, на которого я рассчитываю, живет именно там.
Устремив на него сияющий взор, она ответила одним словом, выражающим ее полное доверие к нему:
— Пойдемте.
Глубоко поклонившись, он жестом подозвал к себе троих храбрецов, державшихся в сторонке, и шепотом отдал распоряжения:
— Эскаргас и Гренгай, вы пойдете впереди. Нам нужно добраться до гостиницы «Паспарту»… через набережную Глорьет, мост Сен-Мишель и улицу Сен-Дени. Ты, Каркань, пойдешь замыкающим. Если кто-то приблизится… Сначала убейте его, а все объяснения потом. Подождите. У вас есть при себе деньги?
Единым движением все трое, порывшись в карманах, выставили ладони, полные золотых монет, — Жеан сгреб те, что были в ближайшей к нему руке. Но две другие лапы продолжали настойчиво тянуться к нему, и тогда он мягко сказал:
— Нет! Я взял даже больше, чем мне нужно. Ступайте теперь.
Счастливчик — иными словами, тот, что отдал всю свою наличность — удалился с победоносным видом, насвистывая и издавая звуки, похожие на скрежет несмазанного ставня, каковые означали не что иное как смех. Двое других, опустив в карман свои пистоли, отошли с глубоким вздохом, грустно поглядывая друг на друга.
Это были те же самые люди, что несколько минут назад алчно потрошили богатого и знатного синьора Кончини. Не будь слишком суров к ним, читатель.
Жеан же, повернувшись к девушке, с поклоном произнес:
— Я к вашим услугам, мадемуазель.
Вплоть до улицы Сен-Дени оба были настолько поглощены своими мыслями, что не обменялись ни единым словом.
Было почти три часа утра, когда Жеан постучал условным стуком в дверь постоялого двора. Через несколько минут отворилось какое-то окно, и в нем показалось заспанное лицо.
— Что нужно? — осведомилась женщина не слишком приветливо.
— Поговорить с господином шевалье. По срочному делу.
— Сейчас спущусь…
Через несколько секунд полусонная молодая женщина с недовольным видом провела их в небольшой кабинет, застекленная дверь которого выходила в большую залу.
Жеан достал, не считая, пригоршню пистолей и вложил их в руку служанки, лицо которой сразу же расплылось в улыбке.
— Девушка, — сказал он, — подбросьте дров в этот камин и разведите для нас хороший огонь.
И пока служанка стала хлопотать с таким проворством, словно у нее выросли крылья, он нежно обратился к Бертиль:
— Мне придется вас покинуть… всего на несколько минут. Отдохните немного и ничего не бойтесь. Эти трое будут охранять вас во время моей краткой отлучки.
— Я больше ничего не боюсь, — ответила она спокойно.
Жеан, еще раз поклонившись ей, прошел в большой зал вместе с Эскаргасом, Гренгаем и Карканем.
— Пусть никто из вас отсюда не уходит, — приказал он, — и пусть никто, кроме служанки, которую вы видели, не приближается к этой двери. Все понятно?
В ответ раздалось лишь красноречивое ворчание. Но физиономии у всех троих вытянулись; в глазах появилось жалобное выражение; они стали испускать вздохи, похожие на блеяние теленка, внезапно оторванного от материнских сосков. Тяжело сглатывая слюну, они переминались с нога на ногу, будто тысячи муравьев облепили им лодыжки.
Эта мимика, видимо, имела определенное значение, вполне понятное для Жеана, ибо он непроизвольно нахмурил брови.
«Бедняги! — сказал он про себя. — Нельзя все-таки требовать от них невозможного!»
А вслух произнес:
— Ну, так и быть, пьяницы проклятые! Но не больше одной бутылки на каждого!
Жалостливые рожи вмиг просветлели. И трое храбрецов единым движением воздели руки, словно давая клятву: «Только одну — и ни капли больше!»
— А главное, — добавил юноша, — не распускайте языки. Уж я вас знаю. Вы не только отъявленные пропойцы, а еще распутники и богохульники. Не забывайте, что из кабинета вас могут услышать. Если я узнаю, что кто-то из вас посмел выругаться, бока намну!
И, не обращая внимания на их протестующие возгласы, обратился очень вежливо к служанке:
— Проводите меня, милое дитя.
В этот момент на верхней площадке внутренней лестницы появился свет и хорошо знакомый голос произнес:
— Поднимайтесь, поднимайтесь… Я ждал вас.
— Девушка, — сказал тогда Жеан, — будьте добры вернуться в кабинет. Составьте компанию благородной молодой особе до моего возвращения.
Устремившись к лестнице, он поднялся на второй этаж, перескакивая через четыре ступени и вошел в комнату шевалье де Пардальяна, который светил ему, держа лампу в руке.
Шевалье, еще полуодетый, придвинул кресло к столу, достал покрытую пылью бутылку с двумя стаканами и наполнил их до краев, одновременно объясняя Жеану:
— Я узнал условный стук, которому научил вас. А поскольку вы единственный, кто его знает в настоящее время, я понял, что стучите именно вы, и тут же встал с постели, думая, что времени терять нельзя. Пока я оденусь, расскажите мне, что привело вас сюда и чем я могу быть вам полезен.
