Скоро атмосфера стала еще удушливее, жара невыносимее, рев животных раздавался все громче и громче; время от времени к нему примешивался такой ужасающий вой, такой зловещий визг, что наши кони на мгновение останавливались, дрожа всем телом; но спустя секунду снова мчались во весь опор. Благородный олень промелькнул мимо нас, но силы его истощались; три минуты спустя мы промчались мимо его трупа. Но вскоре позади нас показалась масса более тяжелых и менее быстрых животных; она неслась с оглушительным шумом водоворота: буйволы и дикие лошади, смешавшись в кучу, образовали огромную темную массу во много миль ширины, во много миль глубины; они мчались, давя и сокрушая всякое препятствие. Эта лавина находилась всего в двух милях от нас. Наши кони почти выбились из сил; мы считали себя погибшими; еще несколько минут, и мы будем раздавлены в прах.
В эту минуту раздался твердый и повелительный голос Габриэля. Он давно привык к опасности и готов был встретить ее лицом к лицу с неукротимой энергией, как будто подобные сцены были его стихией.
— Долой с коней! — крикнул он. — Пусть двое держат их. Давайте ваши рубашки, белье, все, что может гореть. Живо! Нельзя терять ни минуты.
Говоря это, он высек огонь и принялся устраивать костер из белья, которое мы ему бросали. Затем мы набрали сухой травы и буйволового помета и бросили все это в огонь.
Спустя три минуты наш костер разгорелся. Обезумевшая от ужаса масса животных мчалась на него и, замечая перед собой огонь, ревела от бешенства и страха, но не сворачивала в сторону, как мы надеялись. Она приближалась, и мы уже различали рога, ноги, белую пену; наше топливо истощалось, огонь ослабевал; пастор вскрикнул и лишился чувств. Ближе и ближе надвигались обезумевшие животные; я уже различал их дикие, сверкающие глаза; они не сворачивали, не раздавались, они мчались, как вестники смерти — ближе, ближе — все ближе! У меня кружилась голова, в глазах потемнело; это было ужасно, ужасно! Я закрыл руками лицо и бросился ничком, покорившись судьбе.
В это мгновение я услышал взрыв, затем рев — грозный, оглушительный, точно вырвавшийся из глоток миллиона буйволов! Каждое мгновение я ожидал, что копыта растопчут меня в пыль; но смерть не приходила; я чувствовал только, как тряслась земля, и слышал гул и точно гудение сильного ветра. Я поднял голову и осмотрелся.
В критическую минуту Габриэль опрокинул над огнем кожаную флягу с виски; последовал взрыв, столб синего пламени взвился, как молния; и ценою жизни тысяч раздавленных животных лавина раздалась, обходя костер с обеих сторон. Перед нами, за нами, по сторонам — всюду мы видели только косматую шерсть громадных животных, нигде в бегущей массе не было заметно ни малейшего свободного промежутка, кроме узкого прохода, в котором очутились мы.
В этом опасном положении мы провели более часа, ожидая, что вот-вот лавина сомкнется и раздавит нас; но Провидение бодрствовало над нами, и, прождав, как нам казалось, целую вечность, мы заметили, что колонны редеют; наконец, вокруг нас оставались только слабые и истощенные животные, составлявшие арьергард. Одна опасность миновала, но теперь надо было спасаться от другой, не менее грозной — от настигавшего нас пожара. Вся прерия за нами была в огне, и бушевавшая стихия подвигалась на нас с ужасающей быстротой. Мы снова вскочили в седла, и кони, успевшие отдохнуть, с удесятерившимися от страха силами помчали нас вслед за буйволами. Это было грозное зрелище! Бушующее море огня разливалось с зловещим ревом и свистом, подступая все ближе и ближе, перегоняя утренний ветер.
Мы неслись стрелой, то взлетая на пригорки, то спускаясь в лощины, так как местность приняла неровный характер. Пламя уже догоняло нас, когда мы заметили с пригорка огромную пропасть, куда бежавшие перед нами стада обрушивались стремглав. Но пламя неслось все быстрее и быстрее, точно решившись не упускать своей добычи; его волны почти захватывали нас, мы задыхались от дыма и жара. Еще несколько секунд мы бешено шпорили коней, спасение зависело от быстроты; ущелье должно было оказаться для нас убежищем или могилой. Мы слетели в пропасть буквально на спинах валившейся массы животных и, сами не зная как, очутились внизу, на глубине сотни футов. Оправившись от толчка, мы убедились, что остались целы и невредимы. Как это ни странно, но ни лошади, ни всадники не получили сколько-нибудь серьезных ушибов. Мы слышали над нашими головами свист и рев огня; мы с ужасом смотрели на пламя, бушевавшее вдоль края пропасти. Мы были спасены. Наше падение оказалось благополучным благодаря животным, обрушившимся впереди нас и образовавшим гору тел, на которую мы упали, как на подушку. Выпутавшись с трудом, мы спустились с массы трупов и нашли, наконец, свободное место на дне ущелья. Оно находилось на высоте нескольких футов над потоком, бежавшим по ущелью, и было одето роскошной травой, представлявшей прекрасный корм для наших лошадей. Но бедные твари были до того напуганы и утомлены, что растянулись на земле, являя жалостное зрелище полнейшей беспомощности.
Мы заметили, что толпы бегущих животных нашли несколько ниже отлогий подъем на противоположную сторону; и так как земля и скалы продолжали дрожать, то мы знали, что «эстампеде» не прекратилось и что миллионы животных продолжали свой бешеный бег. В самом деле, опасность еще не прекратилась, так как дул сильный ветер, перебрасывавший пламя на противоположную сторону. Вскоре и там загорелась сухая трава; таким образом, разрушительная стихия перекинулась через пропасть и продолжала свой путь. Мы поздравляли себя с избавлением от гибели и ввиду отсутствия непосредственной опасности разложили костер и зажарили на ужин буйволенка, разбившегося при падении.
Мы провели в нашем убежище двое суток, чтобы восстановить наши силы и дать отдохнуть коням. На второй день мы услышали раскаты грома; разразилась гроза, которая должна была угасить пожар, но мы не заботились о том, что происходит наверху. Еды и питья у нас было вдоволь, лошади скоро оправились и отдохнули, и мы немало забавлялись, слушая жалобы пастора, который, сокрушаясь от гибели своих рубашек, забыл свою профессиональную сдержанность и проклинал Техас и техасцев, прерии, буйволов и пожар.
Один из юристов тоже горько жаловался, так как, хотя он и родился в штатах, но был ирландского происхождения и не мог забыть о бутылке с виски, принесенной в жертву Габриэлем.
— Такое добро! — восклицал он. — Лучший напиток, какой только видели в этой проклятой стране, пропал из-за грязных буйволов, черт бы их побрал! Эх! Господин Овато Ваниша — между прочим, курьезное иностранное имя, — дайте-ка мне еще ломтик телятины. Право, я подумал было, что эти твари бегут за виски.
