Не спал и Сергей Оболенский. Он лежал возле солдат, прислушиваясь к их разговорам о хозяйстве, о солдатской службе, об оставленной дома и уже забытой родне.
Вдруг крик птицы прорезал ночную тишину. Вероятно, в другое время никто бы не обратил на это внимания, но сейчас крик птицы почему-то показался значительным, предостерегающим. Какой-то солдат тихо проговорил:
— Птицы войну чуют, суматошатся.
“Надо хоть немного заснуть”, решил Сергей, кутаясь в свой армяк.
Проснулся он уже на рассвете от пронизывающего холода. Белесый туман висел над бухтой. Солдаты приводили себя в порядок. Многие надевали чистые рубахи.
— Всем занять свои места! — приказал Максутов. — Всякие лишние движения прекратить!
Орудийная прислуга быстро стала у своих орудий. Когда туман рассеялся, все увидели приближающиеся суда противника. Впереди шел пароход “Вираго”, тащивший на буксире три фрегата.
— Стрелять только по команде, — счел нужным еще раз предупредить орудийную прислугу Максутов. — Заряды беречь, бить только наверняка.
Неприятельские корабли, вытянувшись в одну линию, стали вдоль Сигнальной горы.
Над бортами фрегатов вспыхнули белые облачка.
Гул потряс воздух. С нарастающим свистом над батареей пронеслось несколько ядер и ударилось в скалы позади орудий.
Дождь каменных осколков посыпался на артиллеристов.
— Наводить орудия! — приказал Максутов с радостным, оживленным лицом, будто первые пролетевшие ядра привели его в такое приподнятое состояние духа.
Все восемь орудий батареи были наведены на корабли противника. Их зарядили, и комендоры с готовыми пальниками дожидались сигнала.
— Огонь! — взмахнув рукой, скомандовал Максутов. Орудия батареи дали первый залп по кораблям. Водяные фонтаны поднялись возле самых бортов.
Раздались возбужденные голоса артиллеристов:
— Наших гостинцев попробуйте!
— Чуток правее, в самый бы раз было!
Открыли огонь по неприятельским судам вторая и четвертая батареи, расположенные на противоположном берегу Петропавловской бухты, заговорили орудия с фрегата “Аврора”, что стояла за мысом Язык во внутренней гавани. Но вражеские корабли находились на таком расстоянии, что ядра орудий не долетали до них, и вскоре вторая и четвертая батареи и фрегат “Аврора” прекратили стрельбу.
Поняв, что они неуязвимы, пароход “Вираго” и три англо-французских фрегата всю силу огня своих ста одиннадцати орудий обрушили на первую батарею.
Неприятельские ядра стали падать все ближе к орудиям.
Ядра падали так часто и густо, что сигнальщик почти не успевал предупреждать товарищей об опасности.
“Щедро стреляют! Видно, им снарядов девать некуда”, подумал Максутов, с горечью вспомнив, что у них на каждое орудие приходится не более тридцати зарядов.
Но противник стрелял бестолково, наугад, и ядра пока большого вреда артиллеристам не причиняли.
Выпустив лавину ядер, противник принялся обстреливать батарею бомбами.
Со звоном и визгом полетели осколки чугуна. Запахло вонючим дымом. Некоторые бомбы, пошипев немного, гасли и не взрывались.
Вот вражеская бомба упала возле второй пушки, разорвалась, и все услышали стоны первого раненого. Он упал на землю. К нему подбежали санитары, отнесли его в сторону.
Бомбы падали все гуще и гуще. У третьего орудия сразу убило двух человек из прислуги, у четвертого расщепило лафет.
— Все же я его достану! — выкрикнул черный от порохового дыма комендор Аксенов, наводя пушку на пароход “Вираго”, стоявший ближе всех к батарее. — Я ему брюхо распотрошу!
Он целился долго, не обращая внимания на то, что рядом с ним падали ядра, летели осколки чугуна. Наконец орудие наведено, и Аксенов дал выстрел.
— Влепил! — раздались радостные голоса.
— Саданул!
— Ишь запрыгали, черти косолапые!
— Молодец Аксенов! — закричал Максутов. — Спасибо за службу!
Удача Аксенова подбодрила и других артиллеристов. С еще большим усердием захлопотали они у своих орудий.
Получив несколько пробоин, “Вираго” отошел подальше и с новой позиции продолжал обстреливать русскую батарею. Но ни сумятицы, ни страха не было среди расчетов орудий, все делали свои дела спокойно, уверенно.
Раненых все прибавлялось. Некоторые из них пытались помочь своим товарищам, а иные, кое-как передвигаясь, сами отползали в сторону.
Тяжелым осколком сбило с ног комендора Аксенова. Некоторое время он лежал неподвижно, потом, чувствуя, что силы покидают его, слабым голосом сказал:
— Братцы… худо мне… конец!..
Он хотел сказать еще что-то, в чем бы выразилась вся его привязанность к товарищам, но глаза уже подернулись туманной пеленой.
Аксенова унесли, и его место у орудия занял сам Максутов.
— Неси ядра! Быстро! — крикнул он Сергею.
Тот с самого начала боя находился в возбужденном состоянии, многое делал почти подсознательно и в то же время замечал все, что творилось на батарее, как сражались, гибли под ядрами врага артиллеристы. Такого мужества и спокойствия духа Сергей еще никогда не видел.
Неприятельские ядра производили страшные опустошения в рядах защитников батареи. Одно за другим выходили из строя орудия.
Осколком бомбы ранило в левую руку Максутова. Стиснув зубы, он согнулся, потом выпрямился и, заметив Сергея, крикнул:
— Перехвати-ка покрепче!
Сергей поясным ремнем перехватил руку Максутова повыше локтя. Максутов не произнес ни слова и снова стал к пушке.
Бой шел уже второй час.
Все на батарее было изрыто, исковеркано. Платформы засыпаны выше колес камнями, станки подбиты, многие орудия нельзя было повернуть.
Сильный удар потряс землю, горячая волна обожгла Сергея, и он грохнулся на землю, точно нырнул в черную пропасть.
Последнее, что он успел заметить, было напряженное лицо Максутова, прильнувшего к уцелевшему орудию.
Первая батарея вышла из строя…
Хотя Егорушка получил строгий наказ от матери не отлучаться из дому, все же он ослушался и, улучив удобный момент, когда денщик Кирилл отвлекся, побежал к бухте разыскивать ребят.
Бой только начинался. С прибрежных холмов отчетливо были видны вражеские фрегаты, ведущие огонь против первой батареи, дымки разрывов в воздухе, медленно уносимые ветром в открытое море.
Повсюду на прибрежных скалах виднелись женщины с детьми, старики. — Ишь, душегубы, палят и палят!
— На первую батарею навалились!
