Роман Романов - Заповедь субботы. Новый подход к происхождению человека

16.12.07-10.02.08

Я очень благодарен сетевому публицисту Иванову-Петрову за рекомендацию книги известного российского лингвиста Светланы Анатольевны Бурлак «Происхождение языка: Факты, исследования, гипотезы»[9] – великолепный, написанный хорошим доступным языком научный обзор всех современ­ных теорий глоттогенеза, то есть происхождения языка в процессе антропогенеза.

Считаю эту книгу просто подарком судьбы, подтверждающим точность не только ранее сделанного обзора теорий и признаков антропогенеза, но и реконструкции этого сложного процесса в научно-детективном исследовании «Заповедь Субботы».

Для начала эта книга позволит закрыть один должок читателям. В первой части моего обзора к числу «прочих теорий» была отнесена «каннибальская» теория Поршнева, как самая слабая и не имеющая реальных оснований. Однако ссылки на эту теорию, как на нечто авторитетное, регулярно всплывают в сетевом общении. У меня даже были поползновения написать отдельный критический разбор, но жаль было тратить время на пустое – разбирать текст, из которого нельзя уже извлечь ничего нового. Вместе с тем, пользу от появления этой теории я в своем обзоре особо отметил – как пример правильной постановки вопроса и смелой попытки масштабной реконструкции.

И вот теперь появляется книга всеми признанного автора, эпиграфом к которой служит цитата из Б.Ф.Поршнева: «В науке нет такого запретного соседнего или дальнего участка, где висела бы надпись «Посторонним вход воспрещен». Ученому все дозволено – все перепроверить, все испробо­вать, все продумать, не действительны ни барьеры дипломов, ни размежевание дисциплин. Запреще­но ему только одно: быть не осведомленным о том, что сделано до него в том или ином вопросе, за который он взялся».

Подписываюсь под каждым словом из этой цитаты, которую нельзя понимать иначе как посвящение всей книги Поршневу как путеводной звезде. Однако парадокс всей ситуации заклю­чается в том, что обзор буквально всей актуальной научной литературы по вопросам приматологии, антропогенеза и происхождения языка, не выявил ни одного факта или эмпирического обобщения, хотя бы косвенно коррелирующего с поршневской реконструкцией. В единственном месте, посвя­щенном бесспорному факту выхода архантропов из леса в саванну, приводится диаграмма, косвенно указывающая на то, что в сухие периоды в саванне голодные архантропы могли бы теоретически питаться мясом крупного рогатого скота, то есть падалью. Но это предполагаемая маргинальная ситуация сбоку магистрального процесса антропогенеза.

При этом один только список обработанной для обзора научной литературы занимает 49 страниц с 10-15 названиями статей, сборников и монографий на каждой. Если бы такой тщательный обзор составил противник теории Поршнева, отсутствие отсылок к ней было бы объяснимо, но в данном случае имеет место химически чистый опыт. Так что оценка данной теории антропогенеза, данная в первой части обзора, теперь опирается на более чем солидную базу. Это важно, поскольку все остальные частные теории и признаки антропогенеза (кроме наркотической и инопланетной) не только не противоречат, но и неплохо встраиваются в реконструкцию из «Заповеди Субботы».

Из добросовестного научного обзора теорий происхождения языка как части процесса антропогенеза следует еще один, более важный вывод – в настоящий момент в «большой» науке вообще отсутствует какое-либо общее целостное представление о процессе антропогенеза в целом, а значит о происхождении языка тоже. Существуют лишь отдельные островки эмпирических обобще­ний, касающихся отдельных элементов и линий развития. Ниже будет показано, что эта ситуация разобранности и блужданий вытекает из картезианского мировоззренческого тупика, усиленного «верой в гены».

Тем не менее, выяснилось, что конкурентов и вовсе не имеется у нашей целостной и сквозной психолого-доисторической реконструкции узлов и стадий всего процесса антропогенеза. Так что нужно просто показать, что известные науке факты и бесспорные выводы о происхождении языка непротиворечиво укладываются в русле реконструкции из «Заповеди Субботы».

Из научного обзора С.А.Бурлак можно вывести следующие наиболее общие условия зарождения в животной стае и развития человеческого языка:

- исходное состояние системы коммуникации, включающей слоговые звуки (фонемы), мимику и жесты, как у ближайших родственников шимпанзе;

- необходимый разрыв жесткой инстинктивной связи между эмоциями и фонемами, как одно из условий последующего смещения от преимущественно жестовой коммуникации к звуковой;

- следовательно, не просто переход к прямохождению, но с постоянно занятыми орудиями руками, иначе преимущество получила бы жестовая, а не звуковая коммуникация;

- постоянная коммуникация между двумя, как минимум, прачеловеческими стаями;

- переход от звуковой коммуникации в масштабах всей стаи (на низких частотах) к более тесной коммуникации в меньшем пространстве и, вероятно, в малых группах (на более высоких частотах);

- быстрое наращивание и совершенствование инструментов коммуникации, характерное в истори­ческие периоды для сообществ в состоянии войны;

- модификация ранней детской стадии развития, с повышенным интересом к жестовой и звуковой коммуникации взрослых и стремлением к обязательному участию в ней;

- поэтапное появление двух дополнительных детских стадий развития (второй и четвертой), обуслов­ленных появлением новых контуров коммуникации и уровней развития языка.

Кроме того, следует особо отметить в качестве общих признаков процесса две красивых анало­гии или конвергенции, сближения отдаленных процессов развития:

- во-первых, это теория «языка как мозгового паразита» о довольно впечатляющей аналогии взаимно­го влияния развития языка и развития мозга с сосуществованием двух биологических видов – хозяина и паразита;

- и еще одна не менее впечатляющая аналогия вытекает из сравнительной таблицы функциональной близости систем коммуникации у разных видов, причем самым близким по функциям «языка» биологическим видом оказался самый генетически отдаленный из исследуемых – пчёлы.

Из второй аналогии следует необходимая гипотеза о том, что на каком-то этапе развития важной частью коммуникации в прачеловеческом сообществе было обязательное представление на­личными средствами языковой коммуникации одной части стаи, вернувшейся с охоты, перед остав­шейся частью. Тратить жизненную энергию таким образом возможно только под угрозой нападения, то есть и этот признак подразумевает разделение стаи на две противостоящие, но стремящиеся к примиряющей коммуникации части.