— Слышь, халдей![57] Гля, кака у меня штука-то есть! Могу уступить… за хлебное вино.
Гаврила всмотрелся: огромный детина, за сажень пахнувший водкой, раскачивал на цепочке серебряные часы. В этот момент Пётр бесшумно перебежал за его спиной двор и шмыгнул в дом. И нос к носу столкнулся с Ольгой! Она стояла и строго прижимала палец к губам — молчи! Потом кивнула наверх. Каторжник взбежал по лестнице, и вовремя: кто-то вышел в прихожую из внутренних комнат.
— Вот то, что вы просили, — сказал по-французски незнакомый голос.
— Благодарю вас, мсье Морис.
— Что это? Почему дверь на двор открыта?
— Ваш несносный Гаврила с кем-то там болтает.
Послышались шаги, и тот же голос произнёс по-русски без малейшего акцента:
— Эй, дурак! Живо в дом! Иначе прикажу тебя выпороть!
Лакей торопливо вернулся, запер дверь изнутри.
— С кем ты сейчас говорил, еловая башка?
— Один шильник часы торговал, я и остановился посмотреть.
Раздался звук сильной затрещины и крик.
— Ну, этого я видеть не желаю, — заявила княгиня и пошла к себе наверх. Шагнула в спальню, накинула крючок — и бросилась в объятья Ахлестышева.
— Ты живой!
После пяти минут бурных поцелуев и сумбурных речей вполголоса, Пётр наконец спросил:
— Как же ты оказалась внизу так вовремя?
— Тебя встречала.
— Для чего?
— Морис, камердинер Полестеля, очень осторожный. Всегда проверяет, заперты ли двери и нет ли возле дома чужих. Ты бы попался, если бы я заблаговременно не попросила его принести нюхательной соли.
— Но как ты узнала?
— Услышала с улицы голос Саши-Батыря.
— Ну и что?
— Ты ведь приходил сюда утром?
— Да… Ты меня заметила?
— Нет, душа моя, ты хорошо прятался. Я тебя почувствовала. И рассудила, что ты ищешь подходы и вернёшься с товарищем. И не ошиблась! Так что, когда Саша подал свой бас, я уже стояла наготове.
— Умница моя! — Пётр опять принялся целовать ей руки и очень скоро пошёл ещё дальше. Потом спросил, счастливо глядя Ольге в глаза:
— А теперь скажи мне самое главное: как вытащить тебя отсюда?
Ольга сразу погрустнела.
— Это невозможно. Днём в доме шесть жандармов, противный Гаврила и очень хитрый Морис, который за всеми шпионит. Нам не дадут даже пересечь двор. А к ночи появляются Полестель и мой муж. Б-р-р! Как это мерзко звучит: князь Шехонский — мой муж… Полон дом негодяев, от которых мне нет ни минуты покоя.
— Погоди расстраиваться. Расскажи всё в подробностях, и я придумаю побег. Что с дверью из переулка? Там кто-то сидит.
— Да, днём и ночью. В стене проделали маленькое окошко. Вооружённый жандарм принимает для графа секретную корреспонденцию и людей. Незнакомого человека он не впустит.
— А напасть на него из дома? И убежать нам с тобой в переулок?
— Для этого нужно пробиться через главный корпус. А там всегда несколько человек — сменщики часовых. И ещё Морис — он один стоит троих.
— Расскажи мне о нём.
— Фамилия его никогда не произносится. Морис считается камердинером графа де Полестеля, но он много больше, чем камердинер. Долго жил в Москве. В совершенстве знает несколько языков. Всегда настороже, всегда всё замечает. Ведёт секретную канцелярию графа. Принимает агентов, тех, что ходят из переулка. Из дома почти не отлучается. Полестель однажды обмолвился, что Морис выдающийся стрелок и фехтовальщик. Рядом с ним чувствуешь себя, как подле ядовитой змеи: того и гляди, укусит!
— Ясно. Теперь о графе.
— Он полковник и служит в секретном бюро походной императорской квартиры. Под началом некоего…
— …Лелорня д’Идевиля.
— Да! — глаза у Ольги округлились от удивления. — Но ты откуда знаешь? Этот господин однажды приезжал сюда на ужин. Очень умный и близок с самим Наполеоном. Ага! Понимаю… Объяснение ведь только одно. Ты тоже сейчас служишь в разведке. В нашей, русской. Я права?
— Нахожусь за штатом, но помогаю, — ухмыльнулся Пётр. — Но вернёмся к твоему постояльцу.
— Полковник Полестель личность очень засекреченная. Проживал у нас под видом эмигранта, а сам был главным над всеми московскими шпионами. Забыла, как это называется…
— Это называется резидент.
— Да! Теперь ему поручена борьба против наших лазутчиков. Я знаю, что сейчас он ловит русского офицера, оставленного Кутузовым в Москве с секретными поручениями. Имеются приметы этого офицера. Недавно поляки упустили его, и поимку доверили графу. У поляков своя тайная служба при Наполеоне…
— Да, бюро генерала Сокольницкого. Дальше.
— Ух ты! — восхитилась княгиня. — А вы много знаете! С этим русским офицером ты тоже знаком? Ты служишь под его началом?
Ахлестышев молча кивнул и сказал:
— У нас мало времени. Рассказывай, пожалуйста, дальше.
— Недавно Полестель был очень зол: русские перехватили императорского фельдъегеря с важными бумагами. Командовал партизанами высокий человек лет двадцати пяти, безукоризненно говорящий по-французски… Ой! Любимый, а это был не ты?
— Действительно, отличные оказались бумаги. Сейчас их читает государь.
Ольга посмотрела на него восхищёнными глазами и продолжила:
— Ещё они опасаются некоего Фигнера и часто о нём говорят. Скажи, это не тот ли Александр Самойлович, с которым ты знакомил меня на вечере у Благово? Извини, но он показался тогда очень неприятным…
— Да, это тот самый Фигнер. А насчёт его характера — такие люди нужны на войне. Сейчас он очень неприятен Бонапарту.
— Фигнер хочет его убить! Французам об этом известно; охрана императора утроена. Предупреди Александра Самойловича — ему не дадут даже приблизиться!
— Как раз вчера пытался. Бесполезно! Капитан Фигнер — человек одной навязчивой идеи. Его не отговорить. Чем ещё занимается Полестель?
— Он довольно скрытен, но иногда проговаривается. Когда хвастает.
— Хвастает?
— Да. Граф, конечно, очень умён. Очень! Но у него есть одна смешная слабость — самолюбование. Он сам себя называет гением секретных операций, представляешь? И мастером тайной войны. Очень ревниво относится к конкурентам-полякам. Вчера Полестель обмолвился, что те скоро зашлют в Петербург агента. Граф не верит в их успех, а Наполеон, наоборот, очень увлечён этой операцией. И убеждён, что сможет в случае успеха знать всё, что думает наш государь.
— Вот как! Ни больше, ни меньше?
— Да.
— А подробности? Он сообщил подробности? Кто этот агент, под каким именем и когда засылается?
— Нет, об этом Полестель промолчал. Сообщил лишь, что агент — женщина.
