— Впредь быть этому городу названием Царев-город. Негоже при жизни давать свое имя новому городу!
Утвердила дума, хотя начальные бояре хмурились, и другое решение Димитрия — снять опалу с родов Нагих и Романовых и вернуть им боярство и все их старые вотчины, а также отдать им вотчины Годуновых. Дядька царевича, Михайла Нагой, был назначен конюшим. Получил назначение главой Стрелецкого приказа Петр Басманов.
Наконец, когда все росписи по Разрядному приказу были сделаны, Димитрий резво соскочил с трона:
— Все! Пошли обедать.
Не успел и одного шага сделать, как с удивлением увидел, что старенькие Мстиславский и Воротынский цепко ухватили его под руки.
— Вы чего, аки псы, вцепились? — спросил удивленно.
— Не положено государю одному идти, — воркующим голоском сказал Федор Иванович. — Когда царь идет куда, его обязательно должны поддерживать бояре.
Димитрий пожал плечами, но подчинился. Пока дошли до столовой, сменилось еще несколько пар бояр, отпихивавших друг друга при оспаривании чести, кому вести государя.
Обед прошел скромно и быстро, Димитрий ничего не пил, лишь изредка пригубливал кубок с мальвазией. Не было и особенного разнообразия блюд — холодное мясо, потом рассольник да баранье жаркое. Попробовав на десерт засахаренные сливы, царевич решительно встал:
— Ну, пойдем теперь посмотрим, где будем мой дворец ставить. Чья очередь меня под руки брать?
Воцарилась неловкая тишина.
— Что такое? Что вы замолчали? — удивился царевич.
Мстиславский откашлялся смущенно и, потупив глаза, огладил правой пятерней свою окладистую бороду:
— Так, по обычаю, после обеда поспать положено. Иначе обед не впрок.
Царевич рассмеялся:
— Вот потому-то вы все такие толстые, что дрыхнете после обеда. И дела потому так медленно делаются. Нет, надо вас всех послать на выучку в Европу. Вы вон дьяка Афанасия Ивановича спросите, видел ли он при каком дворе, чтобы придворные после обеда спали!
— Нет у немцев да и у литвинов такого обычая, — ответил, поклонившись, Власьев.
— Вот видите! Впрочем, — махнул рукой Димитрий на кислые физиономии бояр, — я не неволю. Хотите дрыхнуть, ступайте!
Вскоре он остался наедине с Басмановым.
— А ты чего же не идешь? — спросил Димитрий. — Небось также о перине мечтаешь?
— Я верный слуга государю, — склонился Басманов. — Куда царь, туда и я.
— Ну, и ладно! — сказал царевич. — Идем прогуляемся. Устал я от этих сопящих боровов. Да и запах от них…
— Хочу предупредить государя, — снова склонился Басманов.
— Что такое?
— Будь осторожен, царь-батюшка. Старайся хоть внешне соблюдать обычаи предков. Ведь боярам только дай повод, разнесут по всей Москве, деи, царь от православной веры отказался. И так Василий Шуйский мелет незнамо что.
— Шуйский? Значит, ты что-то знаешь? Почему сразу не сказал?
— Зачем же при боярах? Вмиг его упредят, хоть и зело не любят Ваську за лукавство и желание других отпихнуть, а самому на трон сесть. Сколько он за это в опале перебывал — и при батюшке вашем, и при Бориске!
— Что знаешь, говори! — оборвал его Димитрий.
— Потерпи немного, — улыбнулся Басманов. — Сейчас Федьку Коня{26} приведут.
— Какого «коня»?
— Это наш знатный строитель. Стены Белого города здесь, в Москве, строил, а также крепость в Смоленске. Ты же ведь место для дворца хотел подобрать, а кто строить будет? Чаю, лучше, чем этого мастера, не найти. А вот и он!
Действительно, дверь в опочивальню приоткрылась, в ней показалась высокая плечистая фигура строителя. Слегка покачнувшись от толчка в спину, Конь увидел царевича и простерся ниц.
— Встань, встань, — быстро сказал Димитрий. — Не люблю я этих церемоний.
Строитель поднялся. Живые глаза на широком мужицком лице с окладистой бородой выдавали незаурядный ум, смотрели на царевича с нескрываемым интересом.
— Что ж, пойдем, Федор, на место! — приказал Димитрий. — Там и поговорим.
Незаметно для польских гусар, охранявших парадный вход, они прошли садом и через калитку в заборе вышли на холм у кремлевской стены, обращенной к реке.
— Знатное место! — сказал повеселевший царевич. — Вся Москва отсюда как на ладони. И Замоскворечье хорошо видно.
— Каменный дворец будем строить али деревянный? — деловито поинтересовался Конь.
— Два дворца, Федор, два, — поправил его Димитрий. — Один для меня, другой для царицы, смекаешь? Надо поставить их углом, чтобы из одного можно было перейти в другой. И поставить их надо к осени!
— Значит, из дерева, — кивнул Федор.
— Ничего, главное, внутри красно убрать — стены шелком, печи — изразцами. А уж потом приняться и за каменные палаты, чтобы на века память была.
Они обсудили все детали строительства, как вдруг вмешался Басманов и спросил вкрадчиво:
— Ну как, Федор, понравился царевич?
— Смекалист, — бросил Конь, смущенно опустив голову.
— Не похож на черта, как Шуйский тебя уверял? — обрушил неожиданный удар Басманов.
Вздрогнули оба — и царевич и строитель.
— Шуйский? — В глазах Димитрия вспыхнула подозрительность.
— Кто тебе сказал про тот разговор? — севшим от волнения голосом спросил Конь.
— Мир не без добрых людей, Федя. Костьку — лекаря Шуйского — знаешь? Лучше расскажи царевичу о том разговоре.
Конь понурился, потом нехотя выдавил из себя:
— Намедни позвал меня Шуйский, хочет свой терем достраивать. Вроде бы как жениться вздумал. А ему покойный царь запрещал, чтобы, значит, наследников не было. Я его и спрашиваю: «На милость царевича надеешься, говорят, он добрый?» А Шуйский возьми да и скажи: «Черт знает кто это, только не царевич. Я ведь убиенного младенца вот этими глазами видел!»
Царевич нахмурился:
— И все?
— А что еще? Все!
— Глаза бы этому Ваське выдрать, — процедил Димитрий.
— По мне, так лучше с головой! — ненавидяще хохотнул Басманов.
От его смешка Коню стало совсем не по себе.
— Может, я пойду? — робко сказал он. — Как сделаю чертеж, принесу на суд.
— Ступай! — рассеянно кивнул царевич, видать уже не думая о предстоящем строительстве.
Только Конь отошел, Димитрий повернулся к Басманову:
— Что делать будем? — В его голосе тот почувствовал явный испуг. — Ведь Шуйский должен быть главным свидетелем, что я жив. Он же вел угличское дело!
— Так ты — вот он! — недоуменно развел руками Басманов. Царевич с каким-то колебанием посмотрел на него, потом, будто решившись на что-то, глубоко вздохнул и сказал:
