— Твоего отца? Но разве он не был связан с тем заговором, где замешалась Луцилла, сестра императора?
— Верно. И Перенний отправил его в изгнание в Медиоланум.
Карпофор на краткий миг призадумался, потом кивнул.
— Возможно, я и смогу оказать тебе эту услугу, — пробормотал он в раздумье. — Ты же сам знаешь, времена ныне тяжелые. Войны Марка Аврелия опустошили римскую казну, и все средства хороши, лишь бы ее наполнить... Убедить Цезаря положить конец изгнанию твоего отца было бы, вероятно, не трудно, при условии, что будет уплачен выкуп.
— Я сделаю все, чего бы он ни пожелал.
— В таком случае я готов взять эти хлопоты на себя. Ты же совершишь платеж в подобающий срок.
— А именно?
— Обычно я закрываю свои счета в сентябре. Ты мне заплатишь в день ид. Разумеется, при условии, что твой отец к тому времени будет помилован.
— Само собой. И во сколько мне это обойдется?
— Гм... Предположим, в двадцать эвбейских талантов. Если потребуется больше, я тебя извещу.
Калликст вытаращил глаза, ошеломленный чудовищными размерами этой суммы.
— Как бы там ни было, полагаю, что выбора у меня нет. Так что договорились.
— Стало быть, мой раб, здесь присутствующий, зайдет к тебе поутру в день ид.
Затем он, обернувшись к Калликсту, приказал:
— Уйдем отсюда. Жара стала для меня невыносимой.
Когда они перешли во фригидарий, фракиец задал вопрос, занимавший его с того мгновения, когда хозяин сделал такое замечание на его счет:
— Что происходит, господин Карпофор? Чего ради ты вдруг объявляешь, будто я ведаю твоей казной? У меня отродясь не было такой обязанности.
С невозмутимой суровостью, сопровождавшей все его действия, Карпофор засунул руку в одну из ниш, выдолбленных в стене, извлек оттуда чистый стригиль — банную скребницу — и протянул своему рабу. Удивленный, Калликст после недолгого колебания подчинился и принялся оттирать от пыли и пота молочно-белую кожу хозяина. Он рассудил, что новоявленный сенатор таким способом хочет напомнить ему, что он по-прежнему остается для него в первую очередь господином.
— Чем мне особенно приятны общественные термы, так это тем, что здесь можно наглядеться... три полегче!.. в полное свое удовольствие полюбоваться множеством прекрасных созданий.
Наперекор почтенному возрасту, он не отрывал острого, смакующего подробности взгляда от нагих женских тел. И, ухмыльнувшись, добавил:
— Вот, стало быть, почему я предпочитаю термы Аргиппы, Тита или Траяна тем, что имеются в моих поместьях. Там уж меня ничто не ждет, кроме расплывшегося силуэта моей дражайшей Корнелии... Ну, клянусь Кибелой, ты же с меня шкуру сдираешь!
— Однако же, господин, — отозвался Калликст, умышленно пренебрегая протестами своего хозяина, — помнится, я что-то слышал об указе императора Адриана...
Карпофор аж покатился со смеху:
— Да, знаю! Была несуразная идея назначить женщинам и мужчинам разное время, чтобы они посещали термы врозь. Но, как видишь, между тем, чтобы издать закон, и применением его в действительности целая пропасть. Ну, довольно! А то я начинаю походить на переваренного краба.
Протолкавшись сквозь толпу обнаженных тел, ростовщик по ступенькам спустился в бассейн. Постепенно погружался все глубже, пока прохладная вода не достигла бедер, потом плюхнулся в нее и принялся плавать, бурно колотя руками, чтобы скорее приноровиться к разнице температур. Фракиец устремился в воду одним прыжком и за несколько гребков догнал его.
После того как они проплыли бассейн из конца в конец, Карпофор остановился и изловчился перевернуться па спину. Калликст не мог втайне не усмехнуться при виде этого шарообразного пуза, дрейфующего по поверхности воды. Сопя и отдуваясь, его господин спросил:
— Скажи-ка, у тебя нет желания возвратить себе свободу?
Сначала фракийцу показалось, что он ослышался. Но Карпофор настойчиво повторил свой вопрос.
— Я не понимаю...
— Ты знаешь, что хозяин может предложить рабу заплатить выкуп за свою свободу?
— Разумеется, но...
— Размер выкупа может изменяться в зависимости от ценности раба и, само собой, от прихоти господина.
Тыльной стороной ладони Карпофор утер губы, на которых поблескивали капли влаги.
— Итак, — с вопиющим самодовольством вопросил он, — мое предложение тебя заинтересовало?
Совершенно оглушенный, Калликст насилу смог кивнуть.
— И я не собираюсь проявлять излишнюю суровость. Помнишь, сколько я за тебя выложил? Тысячу денариев. Как подумаешь, безумие. Но, по-видимому, у Аполлония не было причин жаловаться на тебя. Что до меня, я должен признать, что весьма доволен твоей работой, если не считать этой вашей распри с Елеазаром. Как бы там ни было, мне думается, что если бы у тебя был... — он замялся, похоже, искал нужное слово, — скажем, свой особый интерес, ты стал бы еще расторопнее. Ты понимаешь ход моих мыслей?
— Думаю, что да.
— Я предлагаю следующее: за двадцать тысяч денариев ты можешь стать свободным человеком!
Двадцать тысяч! Вот она где, ловушка.
— Но всей моей жизни не хватит, чтобы собрать подобную сумму.
Карпофор загадочно усмехнулся:
— Как считаешь, ты бы справился с управлением моей казной? Я могу доверить ее только человеку безукоризненно надежному и дельному. Ты же умеешь быть таким, но только если тебе придется печься о возвращении своей свободы, у меня будет гарантия, что ты не используешь столь обширные возможности, чтобы... подбрасывать деньжат приятелям из общины Орфея!
Стало быть, ему тогда не удалось одурачить своего господина? Он повторил с наигранным недоумением:
— Приятелям из общины Орфея?
— Ты прекрасно понимаешь, о чем я толкую. Мне запомнился один доходный дом на берегу Тибра, его владельцем был некий Фуск.
— Так ты все знал?
— Естественно. Как ты мог воображать, что я за все это время так и не проведал о твоих верованиях? Ты не носишь шерстяной одежды, отказываешься от мяса — ясно, что ты последователь Орфея. И потом, ты, кажется, забыл, как быстро в Риме распространяются слухи. А у твоего хозяина на каждой улочке имеются свои глаза и уши. Однако давай вылезать из этой ледяной воды, а то меня, чего доброго, удар хватит...
Совершенно сбитый с толку, Калликст даже не сразу откликнулся. Потом, в свой черед выбираясь из воды, он задрапировал своего господина в купальный халат, который тот ему протянул, и принялся энергично растирать его жирное тело.
— Почему же ты не наказал меня?
— Согласись, было бы довольно прискорбно, если бы я распорядился, чтобы тебя бросили на съедение зверям. Твои мистические наклонности обошлись мне в пятьсот тысяч сестерциев. Но за три года ты принес мне доход, в несколько раз превышающий эту сумму. Насчет твоей связи с Маллией то же самое: раздобудет ли моя милейшая племянница жеребца-производителя среди моих рабов или среди преторианцев, какая разница?
