— Что вы думаете, господа, а в особенности вы, сэр приор, о рассуждениях учёных относительно не зависящих от нас симпатий и антипатий? Недаром я сразу почувствовал неприязнь к этому молодцу, хотя и не подозревал, что под его доспехами скрывается любимчик моего брата.
— Фрон де Беф, пожалуй, должен будет возвратить своё поместье Айвенго, — сказал де Браси, который, с честью выполнил свои обязанности на турнире, успел снять щит и шлем и присоединился к свите принца.
— Да, — молвил Вальдемар Фиц-Урс, — этот воин, вероятно, потребует обратно замок и поместье, пожалованные ему Ричардом, а потом благодаря великодушию вашего высочества перешедшие во владение Фрон де Бефа.
— Фрон де Беф, — возразил принц Джон, — скорее способен поглотить ещё три таких поместья, как поместье Айвенго, чем вернуть обратно хоть одно. Впрочем, я полагаю, что никто из вас не станет отрицать моего права раздавать ленные поместья тем верным слугам, которые сомкнулись вокруг меня и готовы нести воинскую службу не так, как те бродяги, которые скитаются по чужим странам и не способны ни охранять отечество, ни показать нам свою преданность.
Окружающие были лично заинтересованы в этом вопросе, и потому никто и не подумал оспаривать мнимые права принца.
— Щедрый принц! Вот истинно благородный властелин: он принимает на себя труд вознаграждать своих преданных сторонников!
Таковы были слова, раздавшиеся среди приближённых принца: каждый из них сам надеялся поживиться за счёт любимцев и сторонников короля Ричарда, а многие уже преуспели в этом.
Аббат Эймер присоединился к общему мнению, заметив только, что «благословенный Иерусалим» нельзя, собственно, причислять к чужим странам, ибо он есть наш общий отец, отец всех христиан.
— Однако я не вижу, — продолжал аббат, — какое отношение имеет рыцарь Айвенго к Иерусалиму? Насколько мне известно, крестоносцы под начальством Ричарда не бывали дальше Аскалона, который, как всем ведомо, есть город филистимлян и не может пользоваться привилегиями священного города.
Вальдемар, ходивший из любопытства взглянуть на Айвенго, воротился в ложу принца.
— Этот храбрец, — сказал он, — вряд ли наделает много хлопот вашему высочеству, а Фрон де Беф может спокойно владеть своими поместьями: рыцарь очень серьёзно ранен.
— Какова бы ни была его судьба, он всё-таки победитель нынешнего дня, — сказал принц Джон, — и, будь он самым опасным из наших врагов или самым верным из друзей нашего брата — что почти одно и тоже, — следует залечить его раны: наш собственный врач подаст ему помощь.
При этих словах коварная улыбка появилась на губах принца. Вальдемар поспешил ответить, что Айвенго уже унесён с ристалища и находится на попечении друзей.
— Мне было грустно смотреть, — продолжал он, — на печаль королевы любви и красоты: ей предстояло царствовать всего один день, да и тот по милости этого происшествия превратился в день скорби. Я вообще не такой человек, чтобы женская печаль могла меня растрогать, но эта леди Ровена с таким достоинством сдерживала свою скорбь, что о ней можно было догадываться лишь по её стиснутым рукам и сухим глазам, смотревшим на бездыханное тело у её ног.
— Кто эта леди Ровена, о которой столько говорят? — спросил принц Джон.
— Она богатейшая наследница знатного саксонского рода, — отвечал аббат Эймер, — роза красоты и бесценная жемчужина, прекраснейшая из тысячи, зерно ладана, благовонная мирра.
— Мы утешим её скорбь, — сказал принц Джон, — и заодно улучшим её род, выдав замуж за норманна. Она, должно быть, несовершеннолетняя, а следовательно, мы имеем королевское право располагать её рукой. Что ты на это скажешь, де Браси? Не желаешь ли получить землю и доходы, сочетавшись браком с саксонкой, по примеру соратников Завоевателя?
— Если земли окажутся мне по вкусу, невеста мне наверняка понравится, и я буду крайне признателен вашему высочеству за это доброе дело, — отвечал де Браси. — Оно с избытком покроет все обещания, данные вашему верному слуге и вассалу.
— Мы этого не забудем, — сказал принц Джон. — А чтобы не терять даром времени, вели нашему сенешалю распорядиться, чтобы на сегодняшнем вечернем пиру была эта леди Ровена. Пригласите также и того мужлана — её опекуна, да и саксонского быка, которого Чёрный Рыцарь свалил нынче на турнире. Де Бигот, — продолжал принц, обращаясь к своему сенешалю, — постарайся передать им наше вторичное приглашение в такой учтивой форме, чтобы польстить их саксонской гордости и лишить их возможности отказать нам ещё раз. Хотя, клянусь костями Бекета, оказывать им любезность — всё равно что метать бисер перед свиньями!
Сказав это, принц Джон собрался уже подать сигнал к отбытию с ристалища, когда ему вручили маленькую записку.
— Откуда? — спросил принц, оглянувшись на подателя.
— Из-за границы, государь, но не знаю откуда, — отвечал слуга, — это письмо привёз сюда француз, который говорит, что скакал день и ночь, чтобы вручить его вашему высочеству.
Принц Джон внимательно посмотрел на адрес, потом на печать, скреплявшую шёлковую нить, которой была обмотана свёрнутая записка: на печати были изображены три лилии. Принц с явным волнением развернул письмо и, когда прочёл его, встревожился ещё сильнее. Записка гласила:
«Будьте осторожны — дьявол спущен с цепи».
Принц побледнел как смерть, сначала потупился, потом поднял глаза к небу, как человек, только что узнавший, что он приговорён к смерти. Оправившись от первого потрясения, он отвёл в сторону Вальдемара Фиц-Урса и де Браси и дал им поочерёдно прочесть записку.
— Это значит, — сказал он упавшим голосом, — что брат мой Ричард получил свободу.
— Быть может, это ложная тревога или поддельное письмо? — спросил де Браси.
— Нет, это подлинный почерк и печать самого короля Франции, — возразил принц Джон.
— В таком случае, — предложил Фиц-Урс, — пора нашей партии сосредоточиться в каком-нибудь сборном месте, например в Йорке. Через несколько дней, наверно, будет уже слишком поздно. Вашему высочеству следует прекратить эти забавы.
— Однако, — сказал де Браси, — нельзя распустить простолюдинов и иоменов без обещанных состязаний.
— Ну что ж, — сказал Вальдемар, — ещё далеко до ночи, пускай стрелки выпустят в цель несколько десятков стрел, а потом можно присудить приз. Тогда всё, что принц обещал этому стаду саксонских рабов, будет выполнено с избытком.
— Спасибо, Вальдемар, — сказал принц. — Между прочим, ты мне напомнил, что я должен ещё отплатить тому дерзкому простолюдину, который осмелился вчера оскорбить нашу особу. Пускай и вечерний пир пройдёт своим чередом, как было назначено сначала. Даже если это — последний час моей власти, я посвящу его мщению и удовольствиям: пусть новые заботы приходят завтра.
