Над моей головой прогудело копье. Я не был его мишенью. Копье предназначалось Свартхёвди. Плохая идея.
«Бросать копье в берсерка – всё равно что гонятся за комаром с гантелью», – подумал я.
У меня была возможность додумать такую длинную мысль, потому что вокруг стало как-то пустовато. А где все враги?
А враги сделали ноги. Те, кто мог. Удирали во все лопатки, побросав копья и щиты. Трое дернули к усадьбе. Двое припустили, так сказать, «в поля».
Наши доблестные спутники, подоспевшие как раз к этому замечательному событию, кинулись было за ними, но окрик Болтуна вернул их обратно.
Я увидел Стенульфа, опирающегося на свое смертоносное копье. Он потерял не только щит, но и шлем. Грудь его вздымалась, но рожа была – спокойная– спокойная. Я бы даже сказал – умиротворенная.
А где же Медвежонок?
А Медвежонок мчался к усадьбе, настигая улепетывающих врагов.
Вот он догнал одного и разрубил его затылок. Вот догнал второго – и тоже порешил.
Третий, самый проворный, почти добежал до ворот, но почуял за спиной смерть и решил встретить ее грудью и с поднятым мечом.
Эта грудь и приняла могучий удар клинка. Второй. Первый отрубил поднятый меч и державшую его руку.
На этом бой закончился.
Результат – двадцать два покойника (всех раненых «гуманно» прирезали наши союзники) и полная победа.
Ах да! Еще два берсерка, которые, собственно, эту победу и добыли… В глубоком отрубе.
Наши союзники повели себя просто по-свински. То есть, когда я обратился к Торду с тем, что Стенульфу и Свертхёвди надо оказать медицинскую помощь и уложить в теплую постель, этот сучара просто от меня отмахнулся. Мол, не до того сейчас. Надо закреплять успех. Ускакал строить обитателей усадьбы. И Гундё – вместе с ним. Так что мне пришлось заниматься моими друзьями практически в одиночку. Правда, мне никто и не препятствовал, когда я приволок их в дом и уложил на лучшие места напротив очага. Обработка и перевязка ран тоже заняла немало времени. К моему удивлению, страшный удар секиры почти не повредил спину Каменного Волка. Прорубленная бронь, подкольчужник и нижняя рубаха, а на спине – обычный кровоподтек. Будто дедушка и впрямь каменный. Да, к счастью, тяжелых ран ни у того, ни у другого. Зато имелось множество мелких порезов – особенно у Медвежонка. Счастье, что они не кровоточили. Совсем. Их даже зашивать не требовалось. Я обработал раны травяной настойкой на зимнем пиве, смазал, чем положено, забинтовал, влил в каждого пациента по большой кружке горячего молока (выпили не приходя в сознание) и вышел во двор – проветриться и отдышаться.
Очень вовремя вышел. Как раз тогда, когда братик с сестричкой собрались кончать вдову.
Возможно, эта женщина вела себя неправильно. То есть даже наверняка. Я считаю, что отнимать детей у матери – просто подло. Но убивать женщин – не менее гнусно.
Вдова держалась молодцом. Гордо и бесстрашно. Собственно, другого от вдовы ярла и ожидать не стоило. Она стояла в одиночестве посреди подворья, на котором много лет была полновластной хозяйкой, и глядела на Торда и Гундё – как солдат на вошь. Терять ей, кроме жизни, было нечего. Дочерей ее здесь не было. Замужние, они жили со своими супругами. Брат ее был убит Медвежонком, и именно эта смерть вызвала повальное бегство противника. Словом, кровных родственников вдовы в усадьбе не осталось. И, похоже, никого, кто хотел и мог за нее вступиться.
Довольно большая толпа под присмотром людей Болтуна и Гундё выполняла функции зрителей. У многих женщин были заплаканные лица. Не исключено, что сегодня они стали вдовами. Мне было их искренне жаль, хотя я понимал: путь воина – путь смерти. И те, кто выходят замуж за военных, не могут этого не понимать.
Торд Болтун обнажил меч. Это был трофейный меч – час назад у Болтуна его не было. И это был точно не его трофей, потому что в минувшей битве от его руки погибли только те, кто уже был не в состоянии сопротивляться.
Почему-то присвоенный меч разозлил меня чуть ли не больше, чем его намерение убить женщину.
По уму, мне следовало сдержать гнев: я был один – против многих и вдобавок порядочно устал. Я-то, в отличие от Торда, бился, а не добивал раненых.
Но бывают случаи, когда моему рассудку приходится помалкивать.
– Эй, ты! – гаркнул я, кипя от бешенства. – А ну отойди от женщины!
Торд вздрогнул и оглянулся. Удивился, увидев меня. Он что, ожидал, что я, как и берсерки, свалюсь в беспамятстве?
– Это не твое дело, ульфхеднар! – огрызнулся он. – Иди к своим и не мешай!
Так и есть. Мужик решил, что я – воин-оборотень.
И, ей-богу, настроение сейчас у меня было – чисто как у берсерка.
Рыча от ярости, я потянул из ножен меч и двинулся на Болтуна.
Притрухал, мерзавец! Но повел себя по-мужски. Встал между мной и сестрой, к которой жались два махоньких пацанчика. Их вид меня отрезвил. Я остановился.
– Слушайте все! – Я вложил меч в ножны, но оставил ладонь на рукояти. – Меня зовут Ульф Вогенсон. Я – хускарл ярла Хрёрека Сокола из рода Инглингов. Я говорю: Закон был попран. Мы пришли, чтобы восстановить Закон. Потому боги отдали нам победу! Нам! – Я ударил себя кулаком в грудь – скандинавы любят красивые позы и красивые жесты. – Нам, а не тебе! – Мой указующий перст нацелился в Торда Болтуна. – Если кто-то думает иначе – пусть выйдет сюда, назовет свое имя и попробует оспорить мои слова! – Вдоводел со свистом вылетел из ножен. – Ну! Кто? Ты! – Я направил меч на одного из приспешников Торда. Тот попятился и постарался затеряться в толпе, которою только что с важным видом «пас». Однако ему не позволили – вытолкнули обратно. Мужик бросил копье, поднял пустые руки и быстро замотал головой.
– Может быть, ты?
Очередной попутчик тоже продемонстрировал полную лояльность.
Я «отметил» каждого из спутников Торда. А затем «нацелил» Вдоводела на него самого.
Но и у Торда не было желания испытывать судьбу.
Толпа домочадцев покойного ярла заметно осмелела. С десяток крепких мужчин выдвинулись вперед, всем своим видом выражая готовность поддержать любое мое начинание. Что, собственно, и требовалось.
Я вновь упрятал меч в ножны и подошел к Гундё, по пути довольно грубо отпихнув Болтуна. Если бы он дернулся, я бы его прикончил. С удовольствием. Но он не дал мне повода.
– Не бойся, женщина! – сказал я экс-наложнице. – Твоих детей никто не обидит!
– Это не ее дети! Это сыновья Лодина-ярла!
Ух ты! Старая леди решила вставить свое слово. Может, зря я помешал Торду ее прикончить?
Я подошел к ней вплотную. Глаза в глаза. Молча. Ну-ну… Знакомое выражение лица. Только моя Рунгерд – в тысячу раз красивее.
– Ярла, – проговорил я так тихо, что слышала только она. – Но не твои. Слыхал, у тебя есть еще дочери, госпожа? Может, и внуки есть?
