Свадьбу дважды назначали и снова отменяли, но теперь она действительно должна была состояться.
— Мы наконец увидимся с ним! — Сильвестр улыбался почти с мальчишеским задором. — В Лондоне он, правда, не останется, но на английской земле — да. Путешествия с торговцами тканями подошли к завершению.
— А куда же он отправится? — Сердце Фенеллы было уже не остановить.
Сильвестр забрал у нее бокал и обнял свободной рукой.
— Он отправится в какой-то порт на южном побережье. В небольшой городок с просторным сухим доком.
— Не может быть!
— Может! То-то и оно, милая моя, что ни одна девушка не заслужила этого больше, чем ты. Но есть и плохая новость. Он приедет не один, он привезет с собой единственную женщину, с которой тебе придется мириться всю жизнь.
— Какую еще женщину?
Сильвестр поцеловал ее в лоб.
— Ее величество «Мэри Роуз». Его граф пообещал ему, что он сможет переделать ее в нашем доке для нашего короля, если осуществит все эти поездки вместо него.
Фенелла закрыла глаза, почувствовала, как ее окружают звуки рынка, зазывания лоточников, голоса торгующихся с продавцами покупателей, — казалось, все это слилось в убаюкивающий напев. Сильвестр поднес к ее губам бокал, капнул ей на губы сладкого медового вина. Такой может быть жизнь: очень сладкой, насыщенной и льстивой — для людей широкой души. Ее возлюбленный возвращается домой. На протяжении всей бесконечной зимы она видела его всего лишь несколько дней, в перерывах между поездками, когда он, до смерти уставший, засыпал у нее на руках после жадных объятий. Теперь у нее будет время. «Мы с тобой и наша черешня. Мы с тобой и твоя исполняющаяся мечта. И корабль, который мы не можем забыть».
— Фенелла?
Она снова открыла глаза.
— Есть у меня для тебя и еще кое-что. — Сильвестр посмотрел на нее поверх письма. — Нет, сегодня это не стихи Петрарки. Если ты скажешь ему, что я тебе это прочел, я с тобой больше разговаривать не буду.
— Может быть, тогда не стоит…
— Нет, Фенелла. Я должен. — Он разгладил листок и прочел:
«Попросишь своего отца продать для меня дом на Портовой улице? Мне ведь понадобится свой, чтобы посадить там Фенхель, а такого мерзкого дома она не заслуживает. Равно как не заслуживает и того, чтобы быть оторванной от своего воздушного замка и перенесенной в какую-то избу, которую придется делить с невыносимым супругом, его идиотской матерью и ужасным деканом».
Фенелла взвизгнула и улыбнулась Сильвестру, а тот продолжил читать:
«Она явно не заслуживает жизни с отверженным и не должна подвергаться плевкам из-за него, но эта девушка такая же неисправимая, как и я. Поэтому я надеюсь, что ты попросишь отца. Я разбираюсь в продажах и покупках домов примерно также, как и во всем, что не плавает, а на моем корабле со мной не захочет жить даже Фенхель, девушка с героическим сердцем».
— Нет! — воскликнула Фенелла, сердце которой переполнилось радостью. — Если он иначе не может, мне все равно, я буду жить с ним хоть под водой.
Глаза Сильвестра сверкнули.
— Под водой, с отцом Бенедиктом и Летисией Флетчер? У тебя поистине героическое сердце.
— А почему с нами должен жить еще и отец Бенедикт? Епархия уже не предоставляет ему комнату?
— Боюсь, что Энтони много лет назад пообещал ему, что возьмет его в свою семью, если она у него когда-нибудь будет. Судя по всему он, как обычно, с тобой на этот счет не говорил. Только голову ему не оторви, ладно? Я достаточно часто ссорился с ним из-за этого священника, но он совершенно не понимает, почему меня злит этот конченый охотник за еретиками. Для него он просто святой.
— Он верен, — сказала Фенелла. — Тебе, мне и точно так же своему священнику. Я не буду ссориться с ним из-за этого. Просто мне кажется, что ему будет сложно вдруг начать заботиться обо мне и стариках.
— Фенелла, если вам когда-нибудь потребуется помощь… Ты ведь знаешь, что у нас дела идут отлично, к тому же в переделке «Мэри Роуз» будет участвовать и наша верфь.
— О, Сильвестр, я так рада! — Она обняла его. — Ты так хотел работать вместе с ним над кораблем, а теперь это не просто какой-то корабль, это «Мэри Роуз»! Ты помнишь, как говорил, что она — наша судьба? Я считала это глупостью, но в конце концов так и случилось.
— Ты отлично справляешься: что бы ни втемяшил себе в голову твой Энтони, в конце концов все так и получается.
«Мой Энтони, — прозвенело где-то в голове. — Он возвращается в Портсмут и женится на мне. Он купит дом, чтобы посадить там свою Фенхель». Казалось, Сильвестр тоже услышал эту музыку, и они немного покружились под нее среди посетителей рынка. А потом раздался крик. Фенелла и Сильвестр очнулись от охватившего их экстаза, а маленький Люк, сидевший на табурете у лоточника, расплакался.
Ликование людей почти заглушило трубы городских глашатаев. Между рядами прилавков вилась змея из тел, волочившая за собой телегу с подъемным механизмом. За шумной толпой следовали городские советники в своих отделанных мехом кафтанах и цепочках, и среди них сэр Джеймс, мировой судья, с опущенной от стыда головой.
Фенелла узнала повозку. Это была судебная телега. К подъемному механизму было приделано кресло для купания, и ревущая толпа тащила его в бухту Кеттклеф. Там, где Солент впадал в залив, наказывали женщин, которые плохо говорили о других, прелюбодеек, воровок и приезжих, продававших любовь без разрешения. Под улюлюканье толпы привязанных к креслу женщин опускали в ледяную воду и снова вытаскивали, мокрых и дрожащих от холода, — под еще большее улюлюканье. Слабая женщина могла от такого обращения даже умереть.
В детстве Фенелла и Энтони однажды видели, как подручные палача таким образом наказывали худую, как спичка, воровку, укравшую зерно.
— Мне хотелось бы, чтобы они не пользовались для этого морем, а хотя бы делали это своими руками, — сказал тогда Энтони.
Поток людей прижал Фенеллу к лотку, где они покупали сладости. Опрокинулся чан с жиром. Сильвестр встал на колени, пытаясь успокоить расплакавшихся детей. Фенелла взяла у него Люка, прижала к груди маленькое потное тельце. Мальчик то и дело запрокидывал голову и, хрипя, пытался сделать вдох, поскольку от плача не мог дышать.
«Возможно, ты пережил то же самое, когда они забрали у тебя отца, когда ты был слишком маленьким, чтобы понять, но достаточно большим, чтобы видеть? Возможно, тот кошмар навсегда отпечатался в твоей памяти?» — думала Фенелла, стараясь успокоить малыша, и при этом напряженно смотрела поверх голов, чтобы увидеть происходящее. К решетке кресла для купания действительно была прикована женщина, хрупкое существо с рыжими волосами, спадавшими до бедер. Сильвестр держал на руках маленькую Элизабет, тоже вытягивая шею, чтобы увидеть приговоренную. Когда сэр Джеймс проходил мимо него вместе с городскими советниками, Сильвестр закричал:
