Дороти Даннет - Игра королей

— Конечно, — безмятежно сказала Кристиан. — И мой удел — рисовать дыханием слова, ведь вы не забыли. Я могу построить вам дворец из наречий и уединенный дом из личных местоимений… И могу рассказать о Крауче. — Впервые девушка почувствовала, что он растерялся. Она продолжала столь же безмятежно: — О Джонатане Крауче. О котором вы спрашивали. Джордж Дуглас продал его сэру Эндрю Хантеру, который хотел обменять его на своего кузена. А потом Крауч исчез с одним человеком; Хантер не знает с кем, но он очень зол в связи с этой историей и грозится убить того, кто это сделал.

— Понимаю… Постойте, — сказал он, — откуда вы все это знаете?

— Один человек, — сказала Кристиан, вставая, — слышал, как Хантер называл Джорджу Дугласу два английских имени в надежде, что они выведут на того, кто освободил его пленника. Я думала, вам это будет интересно… А теперь я должна идти. Да, — она снова села, — вы ведь должны предсказать мне судьбу.

К ее ликованию, он был застигнут врасплох.

— Ну, этим ведает Джонни, хотя иногда я ему советую, что предсказывать. Вы действительно хотите этого?

Она рассмеялась:

— Да нет. Пожалуй, с большим удовольствием я предсказала бы судьбу вам.

— Еще бы. Если бы вам это удалось, господин Рабле поместил бы вас в свой очередной альманах, — сказал он сухо. — Но если вас гложет тревога, я скажу вам что-нибудь, дабы удовлетворить любопытство нашего подозрительного Тома. Вашу ладошку, леди. Виноват, чуть поближе. Единственная свеча здесь еле горит. Ну-ка. — Он твердо взял ее запястье и распрямил пальцы. — Хорошая, сильная рука. Линия жизни… Ничего себе! Похоже, вы умерли семи лет.

— Искусство бальзамирования в наши дни достигло исключительных высот, — серьезно проговорила она.

— Но вот что я вам скажу. Вы многого добьетесь в жизни и встретите мужчину, которого полюбите. Желания вашего сердца в конце концов сбудутся, если вы доверяете выучке нашего Джонни. Но кто мы такие в конечном итоге? Шарлатаны, предсказатели, составители гороскопов…

Она не знала, что сказать.

— Кажется, такое предсказывают всем.

— Если вы в следующий раз принесете свою свечу, то, может быть, у меня получится лучше. Как скоро вы покидаете Стерлинг?

— Во вторник, если лорд Калтер сможет ехать. Все Кроуфорды и Агнес возвращаются в Мидкалтер. Я поеду с ними, а оттуда в Богхолл, где пробуду до Рождества. — Она замялась. — Я чем-нибудь могу помочь вам? Стоит нам встретиться, как мы начинаем болтать чепуху, и я чувствую…

— Как пересыпается песок? Но ведь он пересыпается лишь с одного конца дурацкого сосуда в другой. А потом приходит кто-то, ставит нас с ног на голову — и песок сыплется снова. Тот же песок, те же секунды — и песчинки кричат друг другу: «Привет! Это опять ты? Помнишь, мы встречались в Стерлинге, в палатке предсказателя судьбы?»

— Я не уверена, — осторожно заметила Кристиан, — но полагаю, что это дешевая теология.

— Согласен, апология неважная, — сказал он, — и не на такой ноте нам надо бы расстаться. Ну ладно. Забудем о песке.

— Нет, черт возьми, — добавил он, снова недовольный. — Эта нота слишком чувственная.

— Прощайте, — сказала она и потянулась рукой к занавеске.

— Прощайте, — ответил он, оторвавшись от ямбов. — Джонни проводит вас. — Он сжал ее руку. — Может быть, мы увидимся нескоро, но я, возможно, вам напишу.

— Напишете?!

— Да. Разумеется, я. Хотел сказать — я не забыл. В свое время увидите. А пока прощайте!

Рука Булло твердо взяла ее за локоть, и Кристиан вышла во внешнюю половину. Девушка еще слышала, как он с чувством декламирует — себе ли, ей, — трудно было понять.

Кукушечка над лесом пролетала

И попугаю смерть накуковала.

Джонни Булло проводил гостей задумчивым взглядом, а потом вернулся в палатку. Он зажег еще одну свечу и откинул внутренний полог. Человек внутри ловко обувал свою гибкую ногу. Он поднял взгляд на Джонни.

— Все ушли? — спросил Лаймонд. — Спасибо, Джонни. Твои предсказания первым двум наполнили меня уважением к тебе. В искусстве облекать двусмысленности в невинные фразы нет тебе равных. — Лаймонд туже затянул ремешки. — Три щедро наделенные природой киски.

— Да, двух из них природа не обделила, — признал цыган. — Но вот у малышки лицо — ни дать ни взять фунт восковых свечей в жару.

— Черта с два. — Лаймонд притопнул обутой ногой и взял второй сапог. — У малышки, как ты ее называешь, лицо исполнено красоты, ума и прелести. Иными словами, мой Джонни, она свободна, богата до тошноты и ей тринадцать лет.

— Ах так. Тогда, значит, у вас был неплохой день.

— Ты ошибаешься, — сухо сказал Лаймонд. — День выдался полный огорчений. Мусульманин во всем обвинил бы судьбу. Буддист предположил бы, Что попугай был моей прапрабабушкой, а христианин назвал бы все это карой Божьей. Я же, будучи обыкновенным язычником, считаю, что это чертовски досадно. — Он встал. — Где мой плащ? Ах, вот он. Я ухожу, Джонни. Маленький подарок на столе.

Булло проводил его до двери.

— Вы отправляетесь на юг?

— Да. В пятницу я должен встретить одного джентльмена на карлайлской дороге. — На пороге Лаймонд огляделся, а затем мимо цыгана шмыгнул прочь. Через мгновение он скрылся из виду.

— Вряд ли джентльмен обрадуется этой встрече, — сказал Джонни с ухмылкой, провожая взглядом гибкую фигуру, смешавшуюся с толпой. Ухмылка сделалась шире, сменилась смехом, выражавшим какое-то скрытое ликование. Джонни Булло хлопнул себя по колену и вернулся в палатку.

Лорд Калтер, не отводя взгляда от гобеленов в большом зале Бранксхолма, говорил мягким, ровным голосом, который хозяин Бранксхолма находил крайне для себя неприятным.

Бранксхолм, жемчужина владений Бокклю, располагался в двенадцати милях от английской границы. Этот дом был построен менее двадцати лет назад на пепелище Бранксхолма, который неоднократно сжигали неуемные соседи. Здание было простой, грубой архитектуры, и нигде на стенах не вился плющ и не рос мох. Внутри него множество юных Бокклю проводили свои детские турниры и сражения. Дом Скоттов изобиловал детьми разных возрастов — их пронзительные вопли могли поднять и мертвого; только сами Бокклю не обращали на шум ровно никакого внимания. Пока дети дрались, а няньки и воспитатели метались взад и вперед, гомоня, как стая скворцов, сэр Уот и леди Дженет занимались своими личными делами и говорили друг с другом обо всем на свете.