Валики между тяблами покрыты сложным растительным узором, а где перекрещиваются валики, помещены выпуклые «умбоны» с изображениями свирепых львов, птицедраконов и других чудищ.
Табло из суздальских Златых врат — «Жертвоприношение Авеля».
Богомольцы перед тем, как войти в храм, останавливались, пораженные, возле дверей, кто умел — читал поучительные надписи, прочие слушали, глядели во все глаза. Так простолюдины наглядным образом обучались закону божьему, а на самом деле с большим интересом рассматривали занимательные картинки невиданной золотой книги.
Ну а мы, отдаленные потомки тех богомольцев, когда входим в собор-музей, с не меньшим интересом глядим на эти тябла и удивляемся высокому искусству, умению и вкусу древних златокузнецов-художников, создавших эти наполненные жизнью картинки.
Кстати, не в одном Суздале были такие Златые врата. Летописец, говоря о пожаре нижегородского собора, со скорбью добавляет, что и «двери, дивно устроенные медию золоченою, згореша».
Много чего «дивно устроенного» создали златокузнецы для Суздальского собора, но все исчезло, погибло в пламени или было разграблено. Летописец говорит, что пол в соборе был устлан «моромором красным разноличным», то есть поливными разноцветными плитками, образовывавшими на полу разнообразные сложные узоры. И эти плитки исчезли бесследно.
И еще летописец говорит о внутренней росписи собора. Нынешние неутомимые исследователи открыли остатки фресок XIII века, но художники всегда любовно оберегали живопись предыдущих лет, ее не сцарапывали, не счищали, а покрывали новыми слоями красок. В течение веков роспись возобновлялась много раз, и где-нибудь еще прячутся дивные творения древних живописцев. Придет время — их разыщут.
Печальна участь архитектурного наследия тщеславного великого князя Юрия. Мы даже не знаем, являлись ли чересчур высокие храмы, созданные его самонадеянными зодчими, шагом вперед в сравнении с белокаменными чудесами прежних лет. И только суздальские Златые врата убедительно говорят нам, каких высот достигло русское прикладное мастерство златокузнецов XIII века.
Последняя жемчужина
В летописях почти ничего не говорится о пятом сыне Великого Всеволода — Святославе. Малолетним дважды отправлялся он княжить от имени отца в Новгород. Второе княжение кончилось для него печально — мальчика посадили, правда, не в подземную темницу — поруб, а в задние горницы архиерейского двора, и отцу стоило немало хлопот вызволить его.
Святославу достался маленький городок — Юрьев-Польской [Название города — Польский, или, правильнее, Польской, происходит от безлесных и плодородных земель Ополья, а к Польше, к полякам отдошения не имеет. Русские тогда называли поляков ляхами], основанный в 1152 году повелению его деда, Юрия Долгорукого, при слиянии рек Гзы и Колокши. Окружен был городок-крепость земляным валом, и стоял там белокаменный Георгиевский собор.
После смерти своего отца Святослав держал то сторону брата Константина, то брата Юрия, позднее вместе с братом Ярославом ходил походом на чудь и на ливонцев, а с Юрием — на поволжских болгар и на мордву. Летописи особо отмечают его личную храбрость. Возвращался он из своих походов с богатой добычей.
Когда артель каменщиков построила для великого князя Юрия последний храм и освободилась, Святослав позвал тех мастеров к себе и задал им почти такой же вопрос, какой за девять лет до того задавал его брат.
— Можете ли вы поставить в моем граде храм, пусть поменее суздальского, но хочу, чтобы красою своею он затмил бы все, что строили мой дядя, мой отец и мои братья?
За девять лет у каменщиков понабралось умения, и они, подумав немного, ответили:
— Можем построить.
И главный зодчий добавил:
— И будет твой храм как яблоневый сад в цвету и как жемчужина.
Старый белокаменный собор Юрия Долгорукого стоял, по словам летописца, «девяносто лет без одного лета». И стоять бы ему еще не один век, но был он «безнаряден» — без украшений — только ряд зубчиков шел поперек стен. Святослав повелел разрушить его и на прежнем месте построить новый собор. Строили его четыре года.
В летописи за 1234 год так говорится: «И създа ю Святослав чюдну резаным каменем, а сам бе мастер».
Неужели князь мог быть зодчим, мастером-камнесечцем? Нет, такого не могло быть никак — слишком велика была сословная разница между повелителем-князем и холопами-камнесечцами.
Святослав мог ежедневно наблюдать за их работами, мог советовать, при случае даже нагибаться. Но сесть на колоду и взять в руки молоток со скарпелем сын Великого Всеволода, внук Юрия Долгорукого, правнук Мономаха не мог никогда. Современные историки доказали, что окончание фразы в летописи добавил переписчик XV века.
Зодчие свое слово сдержали. И встал храм как жемчужина и как яблоневый сад.
Все камни, слагавшие стены собора, были резные. И каждый камень в отдельности являлся подлинным и вдохновенным произведением искусства древнего камнесечца. А всего работало, по мнению ученых, не менее одиннадцати мастеров. У каждого были своя сноровка и свой вкус.
Высекали мастера на камнях богоматерь, Христа, святых, заморских зверей и птиц, головы женские и львиные, разные растения и деревья.
За их работами тщательно наблюдал монах, посланный епископом Митрофаном и хорошо знавший Библию и Евангелие, знавший, как положено изображать каждый церковный праздник, каждое событие из церковной истории и какие звери или птицы какому святому сопутствуют.
По четырем сторонам строящегося собора разложили камнесечцы на траве готовые резные камни. Потом каменщики начали выкладывать стены. Камни со святыми, стоявшими во весь рост, они ставили в один ряд, перемежая их резными колонками аркатурного пояса в том порядке, какой указывал монах. А выше между окнами и над окнами по закомарам размещали мастера резные камни так, что получались большие и сложные композиции на сюжеты из библейской или евангельской истории.
А другие мастера прямо на готовых стенах, ниже аркатурного пояса и на свободных от святителей и чудищ местах высекали стебли, цветы и листья — лилии, ирисы, ландыши, маки, хмель, вьюнок и вовсе неведомые заморские растения. Поднимались растительные узоры из первого ряда камней; стебли переплетались, свивались вокруг святителей и чудищ со всех сторон.
Оттого-то яблоневым садом и назвали зодчие свой храм. Он как бы олицетворял идею процветания Руси.
Подобно тому как в Суздале богомольцы с любопытством рассматривали тябла Златых врат, так и в Юрьеве-Польском приходили люди к собору, дивились и читали каменную летопись, начертанную на его стенах, — «приобщались премудростям Божьим».
