Ознакомительная версия.
Король Эдуард III встретил посланцев Филиппа довольно прохладно. «По мнению моему, хороши лишь честные соглашения, когда то, что произносят уста, доказывается на деле. Если короли, заключившие союз, не доверяют друг другу, успеха им не видать. В минувшем году я открыл свои гавани для кораблей его высочества Наваррского; я снарядил войско и передал его под начало герцога Ланкастера, желая усилить войско короля Наваррского. Мы почти полностью подготовили текст нашего соглашения; мы условились о постоянном сотрудничестве и обещали никогда не заключать ни мира, ни даже перемирия в одиночку. А его высочество Наваррский чуть ли не на следующий день высаживается в Котантене, соглашается вступить в переговоры с королем Иоанном, клянется ему в любви и приносит вассальную присягу. И если ныне находится он в узилище, если его тесть поймал его в свои тенета как изменника, вина в том не моя. Поэтому-то, прежде чем прийти королю Наваррскому на помощь, я желал бы быть уверен, что родичи мои д’Эвре, прибегающие к моей защите, лишь когда на них обрушиваются несчастья, не повернутся лицом к другим, едва я вытащу их из беды».
Тем не менее Эдуард отдал кое-какие распоряжения, призвал к себе герцога Ланкастера и повелел начать приготовления к новой высадке на континент, одновременно он направил соответствующий приказ принцу Уэльскому, находившемуся в Бордо. И так как от посланцев Филиппа Наваррского Эдуард узнал, что Иоанн II, обвиняя во всех смертных грехах своего зятя, обвиняет также и английского короля, он сразу же отправил послания и Святому отцу, и императору Священной империи, а также многим государям христианского мира, и в посланиях этих отрицал, что находится в сговоре с Карлом Злым, однако всячески хулил Иоанна II за недостаток доверия и за его действия, которые не подобают, по его мнению, королю «ради чести рыцарской» и короля недостойны. Его послание к Папе было написано куда быстрее, чем такое же послание короля Иоанна, и, уж поверьте мне, составлено совсем иначе.
Мы с королем Эдуардом недолюбливаем друг друга: он считает, что я слишком привержен интересам Франции, а я считаю, что он недостаточно чтит примат церкви. При каждой встрече у нас происходят баталии. Ему бы хотелось посадить на папский престол англичанина, а еще лучше, чтобы вообще никакого Папы не было. Но я должен признать, что для своего народа он прекрасный правитель: ловкий, осмотрительный, когда нужно быть осмотрительным, отважный, когда можно быть отважным. Англия ему многим обязана. И к тому же, хотя ему всего сорок четыре года, он пользуется уважением, каким пользуются лишь престарелые государи, ежели они, конечно, были хорошими государями. Возраст монархов измеряется не датой их рождения, а длительностью их царствования.
В этом отношении Эдуард III, так сказать, древнее всех правителей Запада. Папа Иннокентий – всего лишь четыре года верховный священнослужитель. Император Карл, хоть и был избран десять лет назад, короновался только в позапрошлом году. Иоанн Валуа как раз отпраздновал...– пленнику не так-то радостно праздновать такое событие...– шестую годовщину после своего миропомазания. А он, Эдуард III, на престоле уже двадцать девять лет, вернее, почти тридцать.
Внешне это мужчина прекрасного сложения, величественной осанки, правда, чуть раздобревший. Длинные белокурые волосы, шелковистая выхоленная бородка, голубые глаза – на мой вкус, чересчур большие. Настоящий Капетинг. Он как две капли воды похож на своего деда Филиппа Красивого и от него же унаследовал немало достоинств. Какая жалость, что кровь наших королей принесла такие прекрасные плоды в Англии и такие убогие во Франции! С годами Эдуард, совсем как и его дед, становится все молчаливее и молчаливее. Что вы хотите! Вот уже тридцать лет он видит, как пресмыкаются перед ним люди. По их походке, по взгляду, тону голоса он догадывается, на что они рассчитывают, чего от него ждут; знает, сколь велико их тщеславие, а главное, знает, чего каждый из них стоит. Приказы его немногословны. Он сам говорит: «Чем меньше произносишь слов, тем меньше их будут повторять и тем меньше искажать их смысл».
В глазах всей Европы он прославлен как герой. Битва у Слейса, осада Кале, победа при Креси... Франция целое столетие не знала поражений, а Эдуард разбил ее, или, вернее говоря, разбил своего французского соперника, коль скоро война эта началась, по его словам, лишь с одной целью – утвердить свои права на корону Людовика Святого. Но конечно, и с целью прибрать к рукам благоденствующие французские провинции.
Не проходило и года, чтобы он не высаживал на континент свои войска – то в Булони, то в Бретани – или не приказывал, как то было два последних лета, совершать набег из своего герцогства Гиеньского.
Прежде он сам водил своих людей в бой и не зря снискал себе славу доблестного воина... Теперь он в походах участия не принимает. Теперь его войсками командуют умелые военачальники, закалившиеся во многих кампаниях; но мне думается, что успехом своим он главным образом обязан тем, что войско у него постоянное и состоит в подавляющем большинстве из пеших ратников; такое войско и много подвижнее, и не обходится так дорого, как наше громоздкое рыцарское воинство, которое каждый раз приходится созывать, и никогда его вовремя не соберешь, и вооружены они, экипированы кто во что горазд, и не обучены согласованным действиям на поле боя.
Конечно, звучит оно куда как красиво: «Отечество в опасности. Нас призывает король. Пусть каждый поспешит ему на помощь!» А с чем спешить-то? С палками? Придет, придет еще время, когда все короли возьмут пример с Англии и будут вести войны обученными людьми, настоящими солдатами, которые пойдут туда, куда им прикажут, без пререканий и отлынивания.
Видите ли, Аршамбо, государству вовсе не обязательно, для того чтобы стать могущественным, иметь огромную территорию или большое народонаселение. Надо только, чтобы в народе было развито чувство гордости, чтобы он был способен на порыв и чтобы им долгое время правил разумный монарх, который сумел бы зажечь в душах людей огонь высоких устремлений.
И вот в государстве, насчитывающем шесть миллионов душ, включая Уэльс,– и это еще до чумы, а после Божьего бича осталось всего четыре миллиона,– Эдуард III создал благоденствующую и грозную нацию, которая как равная с равными говорит с Францией и со Священной империей. Торговля сукном, морские перевозки товаров; присоединение Ирландии; умелое хозяйничанье в богатой Аквитании; неукоснительное и безропотное исполнение королевских приказов; армия, в любую минуту готовая выступить и не сидящая сложа руки,– вот что превратило Англию в такую могучую, такую богатую державу.
Ознакомительная версия.
