Слава, впрочем, не вскружила Алексею Григорьевичу голову, хотя пуще прежнего полюбил он всяческие богатые излишества, охотно приобретал картины, золотые поделки и украшения. Сорил деньгами, одаривая любимых женщин. Обуяла его давняя и ни с чем не сравнимая страсть к покупке лошадей. Благо, теперь он весьма вольготно распоряжался казенными деньгами, нисколько не боясь вдали от родины внезапной казначейской проверки.
Замысел вывести свою породу лошадей осуществлять возник у него еще до войны, когда свез в пожалованное императрицей село Остров не только собственных арабов и чистокровных «английцев», но и выбранных по разрешению Екатерины жеребцов и маток из государственной конюшни, среди которых оказалась пара персидской породы. С пребыванием в Италии Алексей Григорьевич не оставил прежнего увлечения и при любой возможности переправлял в свое имение трофейных лошадей. Двух чистокровных арабов, подаренных турецким пашой в знак благодарности за то, что отпустил захваченную на галере дочь, Орлов окрестил Салтаном и Стариком и под охраной незамедлительно погнал в родное Подмосковье…
После полудня выглянуло солнце, и боль в суставах поунялась. Алексей Григорьевич, устав от сидения за столом, решил пройтись. Он накинул на плечи суконный плед и, опираясь на подаренную императрицей трость, с вделанным в рукоять компасом, вышел из кабинета в залу с высокими окнами, ярко озаренными низкими лучами. Камердинер, ожидавший у двери, вытянулся по стойке смирно, тряхнув париком. Он был из матросов. Впрочем, все до одного во дворце слуги были русскими. Адъютант Крестенек, читавший какую-то бумагу, запоздало увидел командира и вскочил, чеканя слова:
– Для вашего сиятельства из Вены прислана пара немецких лошадей диковинной породы. Огромные, как верблюды.
– От кого?
– От князя Голицына.
Орлов возмущенно прикрикнул:
– Какого лешего не доложил мне тотчас?!
– Вы давеча были нездоровы, ваше сиятельство. Простите великодушно, но тревожить вас…
– Заруби себе на носу, Крестенек, – ничто так не улучшает моего здравия, как лошади!
В одну минуту, забыв про трость, Орлов спустился со второго этажа и вышел во двор. Пахло по-летнему дождем. Цветники, до предела напитанные влагой, сверкали разноцветными искринками. От розария возле торцовой стены исходил головокружительный аромат крупных пунцовых роз, над которыми с гудением сновали жуки. Крестенек едва поспевал за генерал-аншефом на конюшенный двор.
Подаренных Голицыным лошадей Алексей Григорьевич нашел в свободном спаренном деннике уже выгулянными и жующими овес. С первого взгляда он понял, что это – тракены, легендарные рыцарские кони, на которых в Средние века крестоносцы вели баталии. Выносливые, рослые, умноглазые, они невольно вызывали восхищение и красотой, и силой!
– Провести по кругу! – приказал Орлов и посторонился, давая дорогу этим темногривым красавцам-великанам. Удивительно, но поступь у тракенов оказалась твердой и по-своему грациозной, благодаря необычайной силе бедер. Затем конюх оседлал одного из жеребцов и проверил все виды аллюра. Выяснилось, что даже при иноходи «немец» ровно держал спину, точно бы оберегая всадника.
Не утерпел и сам Алексей Григорьевич, с помощью адъютанта вскинул в седло свое десятипудовое тело, отчего жеребец немного пошатнулся. Но рысь он взял и при этой тяжести разгонисто, мощно отталкиваясь подкованными копытами. Радостно взволнованный Орлов не слезал с жеребца полчаса, гонял по двору, пока не забелело на крупе мыло. И, вновь грузно ступив на землю, Алексей Григорьевич погладил тракена по шее и вдруг поцеловал:
– Уважил, братец, хворь унял… Экий молодец! Теперь породнимся! Здесь возить меня будешь, майн фройнд, а потом в Россию заберу. На завод! На племя будущее!
Из рапорта генерал-поручика Ивана де Медема, командира русского корпуса, от 11 июня 1774 года:
«Турецкие войска под предводительством самого хана прибыли на реку Малку. К нему присоединились абазинцы, бесленейцы, темиргойцы, весь кубанский народ; и алтыкизеки, едичкулы, джембойлуки и едисаны рассеялись по степи и небольшими партиями подъезжали к самым стенам Моздока, не причиняя, однако, никакого вреда, по взятым предосторожностям.
Кабардинские владельцы Джанхот Татарханов и Девлет-Гирей Касаев, оказываясь верными России, просили неотступно майора Криднера выступить против неприятеля для защищения верных кабардинцев от крымского войска. Почему генерал-поручик де Медем, составив отряд из 1356 человек, послал Криднера к редуту Бештамаку. По прибытии туда нашел он с 80 кабардинцами Девлет-Гирея Касаева, который прибыл нарочно, чтоб уведомить, что все пять владельцев Большой и Малой Кабарды и черный народ преклонились к турецкой стороне и дали присягу. Криднер возвратился в Моздок».
Весь Моздок был всполошен непредвиденно быстрым возвращением отряда Криднера. О вероломстве кабардинских владетелей вскоре узнал гарнизон. А появление среди русских офицеров статного и красивого Гирея Касаева вызвало к нему не только добрый интерес, но и особенное уважение среди жителей крепости.
Несмотря на предложения секунд-майора Криднера поселиться в офицерском доме, Касаев, являя солидарность, пожелал разместиться в казарме вместе со своими воинами.
Ремезов, прикрепленный к комендантской роте, познакомился с легендарным кабардинцем у себя на квартире вечером. На Касаеве ладно сидела темная черкеска тонкого сукна, газыри по обе стороны груди были крупны и с серебряными головками. На поясе висела шашка с рукоятью, покрытой орнаментом, и украшенная чернью и костяными пластинками. Не менее богатыми выглядели ножны, обтянутые красным сафьяном, с серебряными обоймицами. С другой стороны к поясу был на шнурке подвешен пистолет и пороховая натруска в виде рожка.
Представленный Криднером, казачий сотник кивнул и крепко пожал протянутую кабардинцем руку. Гирей, держась свободно и с достоинством, сел в кожаное креслице, поправив папаху. А кинжал в ножнах, подвешенный к наборному ремешку, привычно лег на колено, под правую руку. В облике горца было что-то располагающее и невольно внушающее уважение.
– Что угодно? – дружески спросил Криднер, подозвав взмахом руки своего адъютанта. – Чаю или вина? Может, послать за бузой?
– Благодарствую. Я сыт, – вежливо возразил гость. – По вашей милости я уже поел с воинами.
– Знаешь что, Гирей-эфенди, я напою тебя редким здесь, на Кавказе, напитком. Возможно, тебе понравится, – захлопотал майор. – Ну-ка, завари нам кофию, Шлыков!
