Тарк лежал у входа, тоже прислушиваясь к беседе.
Ахилл и Гектор, услыхав слова женщины, разом посмотрели на нее, а она, покраснев и смутившись, все же продолжила:
– Я вижу, как много выстрадала Елена, и как она уже наказана за свою ошибку. Она сделала страшную подлость, но теперь живет хуже всех. Ее ненавидит вся Троя... Только Гектор всегда защищал ее.
– Да потому, что не должна слабая и беспомощная женщина отвечать за подлые дела мужчин! – воскликнул Гектор. – Разве в силах женщина бороться со столькими соблазнами, если все вокруг только и стараются внушить ей дурные, а не добрые поступки!
– Ты хочешь сказать, что твоя жена могла бы поступить, как Елена? – с чуть заметной насмешкой спросил Пелид.
– Моя жена, – без тени обиды и без малейшего сомнения ответил Гектор, – совсем другая женщина. Таких очень мало. Моя мать такая...
А Елена слабая и, наверное, просто неумная. Но она сейчас очень страдает. Парис с нею так жесток!
Последние слова вырвались у героя случайно, и он тут же осекся. Но было поздно.
– Он еще и жесток с нею?! – воскликнул Ахилл. – Ему мало того, что она из-за него натворила, того, что происходит из-за них обоих с Троей?! Послушай, Гектор, я не могу понять... Из твоих слов, из всего, что я вижу, получается, что Парис – бесчестное ничтожество. Почему же царь Приам, ваш с ним отец, который показался мне мудрым и благородным старцем, столько лет потакает безумию, повергшему Трою в страшные несчастья? Как он может терпеть выходки Париса? Почему он не выгнал его с порога в первый же день, когда тот явился в Трою с женщиной, похищенной у законного мужа, у человека, принимавшего Париса, как дорогого гостя? Почему сейчас... Это все мне не понятно. Ты можешь мне хоть что-нибудь объяснить?
Несколько мгновений Гектор, казалось, колебался. Его щеки вновь порозовели, затем он отвел взгляд в сторону, нахмурился. Но, поборов сомнение, проговорил:
– Тому есть две причины. Я знаю, что не должен их тебе называть, но не могу иначе. Ты слишком честен, чтобы с тобой можно было поступать нечестно. Первая причина в том, что в самом начале, когда все это произошло, мой отец не был против войны.
– Что?! – ахнул Пелид.
– Нет, ты не понял! – поспешил пояснить Гектор. – Он был возмущен поступком Париса. И не просто возмущен, а взбешен – я это хорошо помню. Он вначале твердо приказал ему отвезти Елену назад, в Спарту. Но тот наотрез отказался, пригрозил, что уедет с похищенной женой Менелая куданибудь в далекие земли. И тут отца стали убеждать, что, если начнется война, это будет ему только на руку.
– Кто? Кто его в этом убеждал?
Гектор вздохнул.
– Больше всех его двоюродный брат Анхис, отец Энея. Потом еще некоторые жрецы. Они уверяли, что взять Трою ахейцы никогда не смогут, а разбив их войско, отец сможет сам диктовать им условия. Они говорили, что тогда он вернет утраченное былое влияние Троады на Микены и Спарту, а возможно, и подчинит их себе полностью и отвоюет выгодные для торговли портовые стоянки. Особенно если ему удастся взять в плен Агамемнона и Менелая.
– Ах вот как! – воскликнул пораженный Ахилл. – Как же я глуп, что сам этого не понял! Ну да, Атриды пришли сюда, мечтая о богатствах и новой власти, а Приам ждал их, мечтая о том же самом. И он не боялся? Их ведь... Нас ведь очень много!
– И нас немало, – Гектор искоса глянул на базилевса. – Но дело ведь не в этом. Они рассчитывали на меня.
– На тебя?
– Конечно. Когда началась война, мне не было еще двадцати лет, но обо мне слыхали во многих краях. Я уже много раз участвовал в боевых походах – отец помогал соседям, дважды на наши владения нападали дикарикочевники, один раз пришлось выступить против морского разбойника Пейритоя и его большой и очень искусной дружины. И отец поверил, что с моей помощью легко сокрушит рати Атридов!
– А ты заранее гордился этими победами? – не удержав насмешки, спросил Ахилл.
– Нет, – жестко ответил Гектор. – Я никогда не хотел войны. Правда, я был очень молод, и, если честно, мне льстила эта слава, эта молва. Да что там!
Ты видишь, как боги меня за это наказали... Но у меня хватило ума выступить против безумных планов отца. Я спорил с ним, убеждал его не слушать Анхиса и любой ценой не допустить осады Трои. Я умолял его силой отправить назад Елену. Но он не сделал этого.
– Почему?!
Троянец вздохнул.
– Я говорил тебе, что причин было две. Вторая – это вина. Вина, которую мои отец и мать, да и мы все, испытывали и испытываем перед Парисом.
– О чем ты? – изумленно спросил Ахилл.
– Все дело в истории рождения Париса. Если хочешь, я тебе расскажу.
Ахилл видел, что Гектор говорит о таких вещах, о которых никогда не стал бы говорить с чужим человеком, возможно, собирается открыть ему какую-то сокровенную тайну.
– Я, конечно, хочу послушать, – не без смущения ответил он. – Но в силах ли ты вести такой долгий разговор, тем более, долго рассказывать?
– Думаю, что да, – Гектор осторожно перевел дыхание, проверяя, не отзовется ли рана прежней мучительной болью. – Мне гораздо лучше, Ахилл. Если можно, я помолчу немного и пока что напишу письмо отцу, а потом ты меня выслушаешь. Это интересная и страшная история.
– А не лучше ли будет, – вновь вмешалась в разговор Андромаха, – если ты, муж мой, сначала поешь немного размягченного в молоке хлеба с медом и выпьешь отвара из трав и кореньев? И Ахиллу нужно поесть, а у меня запечены в золе несколько рыб, и есть еще половина бараньей ноги, которую Ахилл принес вчера из лагеря. Мы с Тарком совсем немного съели...
– Вот это – добрая мысль! – обрадовался бази-левс. – После еды и рассказ пойдет лучше. Приготовь молоко с хлебом, Андромаха, а мясо я разогрею над очагом сам.
И, чтобы справиться с целым потоком обрушившихся на него мыслей, герой поспешно вышел из грота и принялся собирать сухие сучья для очага.
– Это случилось, – начал свой рассказ Гектор, – когда мне было пять с небольшим, но я помню происшедшее так ясно, будто все было недавно. А ведь прошло двадцать шесть лет. Кстати, думал ли ты, Ахилл, что Парис – твой ровесник?
– Не может быть! – ахнул герой. – Ты хочешь сказать, что он соблазнил и увез Елену, когда ему было...
– Совершенно верно, – подтвердил Гектор, – Ему было тринадцать лет. Но ведь и ты, как я понимаю, женился в таком же возрасте.
– Ну да... Женился, вернее сказать, дал себя женить. Но по нынешнему облику Париса никак не скажешь, что он в тринадцать лет был таким же, как я в том же возрасте, и ты, наверное, тоже.
– Да, – согласился Гектор, – теперь он выглядит на свои годы.
Но мальчиком он и вправду казался лет на пять старше своих лет и развит был необычайно... Должно быть, боги наказали его за все проделки, не дав вырасти великим богатырем, каким он обещал стать в юности. Елена, уезжая с ним тайком из Спарты, и не подозревала, что ее обольстил, по сути дела, ребенок. Узнав это, она была просто поражена. А моя мать до сих пор пытается оправдать тот поступок Париса именно его ребяческой незрелостью...
