Однако во дворе были не только куры и утки, но и повозка; рядом с ней находился мужчина лет пятидесяти; он брал сено из стога и вязал его в пуки; на повозке стояла девушка, раскладывавшая ровными рядами эти связки, которые подавал ей мужчина, между дощатыми стенками тележки.
Увидев Франсуа Гишара, девушка покраснела, но рыбак, узнавший хорошенькую прачку, зарделся еще сильнее.
— Добрый день! — не отрываясь от работы, произнес мужчина, вязавший пуки.
— Добрый день! — ответил рыбак, прислонившись к стогу (он страшно запыхался во время погони).
Последовала пауза: хозяин дома, как всякий истинный крестьянин, был себе на уме; он не желал придавать незваному гостю смелости вопросом и ждал, когда тот сам объяснит цель своего визита.
— Я пришел к вам поговорить о делах, — наконец, выдавил из себя Франсуа Гишар, многозначительно поглядев на девушку, продолжавшую укладывать сено с еще большим усердием, чтобы скрыть свое смущение.
— А, так вы пришли по поводу вина? В этом году оно будет дорого стоить, парень; и не потому что виноградники побило морозом, не потому что виноград осыпался, не из-за сильной засухи или сильных дождей, а черт вмешался, и лоза в этом году не родит: немало нужно арпанов, чтобы получить один мюи вина.
— Нет, я пришел к вам вовсе не за вином, — ответил Франсуа Гишар, чувствуя, что если он не поторопится с признанием, то вообще не сможет его произнести. — Я пришел просить вас выдать за меня замуж вашу дочь.
Виноградарь не поднял головы, но его глаза удивительно живо оглядели воздыхателя с головы до ног.
— А! Это другое дело, — произнес он, — за этим стоило бежать, как на пожар, голубчик, ведь наша Луизон — работница хоть куда! Глядите сами! Девка уложила центнер сена, она обработает и сетье виноградника не хуже нас с вами. Надо подумать, парень, надо подумать. Однако ж, — продолжал крестьянин (как видно, он был из тех, кто никогда не упустит своего), — раз вы хотите стать членом нашей семьи, надо показать себя, парень, надо показать себя, а не сидеть тут у стога как бездельник: следует помочь нам нагрузить сеном эту повозку. Ну-ну, живей! Быть может, те пистоли, что мне заплатят завтра, когда-нибудь осядут в шкафу моей дочки!.. Давай, давай, за работу!
Эти слова подстегнули и без того не в меру разгоряченного Франсуа Гишара. Он бросился на сено, как на противника, которого предстоит разгромить, и, крепко сжимая его в объятиях, принялся вязать в пуки с таким яростным рвением, что гора фуража стала таять на глазах и вскоре окончательно исчезла, перекочевав в повозку.
Луизон смотрела на своего поклонника с улыбкой; ее отец тоже улыбался, но значение этих улыбок было совершенно различным.
Когда работа была окончена, виноградарь поблагодарил Франсуа Гишара, хотя в его признательности чувствовалась насмешка; затем он пригласил рыбака присесть рядом с ним на старый ствол черешни — одно из основных украшений двора, и, приказав дочери принести вина, стал расспрашивать гостя о роде его занятий.
Франсуа Гишар, который не променял бы свое ремесло даже на звание первого консула и не знал ничего прекраснее этого занятия, заявил без колебаний, что он рыбак.
Услышав это признание, крестьянин нахмурился и, когда дочь протянула отцу кувшинчик вина, чтобы тот налил гостю полный стакан, нацедил ему не больше трети.
Таким образом отец девушки хотел показать свое пренебрежение к общественному положению ее поклонника.
Однако, когда тот стал добиваться окончательного ответа, который решил бы его судьбу, виноградарь, еще не решившийся дать ему отказ, хотя тот созрел уже у него в голове, лишь несколько раз повторил:
— Надо подумать, парень, надо подумать. Было ясно, что физическая сила Франсуа Гишара произвела на него сильное впечатление, и хитрый крестьянин что-то задумал в отношении своего гостя.
Рыбак ушел из дома Луизон полный дерзких мечтаний и, спускаясь с холма, во все горло распевал грубым голосом и отчаянно фальшивя песню, услышанную им от Луизон в тот день, когда он следил за ней из ивовых зарослей.
На другой день Франсуа снова отправился в Шенвьер; он нес своему будущему тестю все необходимое для приготовления матлота. Будущий тесть поблагодарил молодого человека и, не дав ему даже поздороваться с Луизон, повел его в поле, чтобы с его помощью закончить последние работы в винограднике.
Франсуа Гишар вспахал землю столь же превосходно, как он управился с сеном.
На следующий день рыбак явился с корзиной, в которой лежал улов, состоявший из отличных перламутровых пескарей.
В этот раз ему пришлось перевозить на тележке навоз.
Так и пошло: каждый день крестьянин находил парню новое занятие, привлекая возможного зятя к наведению порядка в своем небольшом имении. За один день он получал выгоду, какую приносят два рабочих дня, поскольку Франсуа Гишар по-прежнему работал за двоих, и подобный подход имел то преимущество, что папаша Луизон не тратился даже на еду, ибо, хотя рыбак уже мог считать себя членом семьи, когда надо было поусердствовать, все было иначе, когда приходило время сесть за стол: виноградарь так же жадничал, наливая ему вино, как и в первый раз.
Франсуа Гишар не сердился на такое гостеприимство, ибо манящая до этого улыбка Луизон теперь излучала нежность и даже сочувствие, как бы говоря поклоннику: «Мое сердце вознаградит тебя за труды».
Что касается виноградаря, то он, когда Франсуа Гишар, ставший робким вследствие своего подневольного труда, отваживался слегка поторопить его с ответом, неизменно отвечал: «Надо подумать».
Так продолжалось целый месяц.
Франсуа Гишар, рыбачивший по ночам, днем превращался в настоящего крестьянина.
Вслед за сбором урожая пришла зима; багровые листья виноградных кустов усыпали всю долину, лоза выглядела так же уныло, как сухие побеги, и жерди были сложены в штабель в ожидании следующей весны.
Некоторое время виноградарь использовал Франсуа Гишара на гумне, заставляя его молотить хлеб, но настал момент, когда в мякине не осталось ни единого зернышка, и в тот день рыбак бродил без дела. Бродя так взад и вперед, он подходил к Луизон, и тогда ее папаша сердито хмурил брови.
Когда на следующий день Франсуа Гишар снова пришел в Шенвьер, он заметил, что глаза девушки были красными, словно она плакала. Крестьянин не ответил на приветствие своего оставшегося не у дел работника; было ясно, что в засыпанном снегом дворе крестьянского домика с его искрящейся от инея соломенной крышей, с которой свисали длинными пиками сосульки, над головой бедного рыбака сгустились страшные тучи.
Действительно, вскоре разразилась гроза.
