Вдруг в отдаленном покое раздался крик и за ним немедленно последовал выстрел.
– Боже мой! – воскликнул дон Ремиго. – Что там еще случилось?
– Это здесь, в покоях моей дочери, – воскликнул дон Антонио, бросаясь по направлению, куда ему указывали.
За ним последовали все.
Дверь комнаты отворилась, мы вошли, и ужасное зрелище представилось нашим глазам.
Донна Круз держала в руке еще дымившийся пистолет и стояла на коленях у трупа человека, лежавшего на земле и которому она что-то быстро говорила.
Когда она увидала нас, она обратилась к нам и захохотала как сумасшедшая.
– Войдите сеньоры, – сказала она, – бандиты побеждены; они хотели похитить меня; но мой жених защитит меня; смотрите на него, он спит... не разбудите его.
По инстинктивному движению я невольно бросился к трупу и сдернул с него черный креп, закрывавший его лицо.
Тогда я отступил, вскрикнув от ужаса... я узнал дона Дьего Рамиреза.
Донна Круз сошла с ума!.. И никогда более она не выздоравливала.
Спустя три месяца после этого ужасного события, молодая девушка умерла в объятиях своего безутешного отца.
Но никто не мог узнать, каким образом дон Дьего пробрался в спальню молодой девушки, потому что наверное не знал о ее приезде в шакру и убил ли он сам себя от отчаяния или убила его сама молодая девушка в первом движении ужаса.
Позже выяснилось, что дон Дьего Рамирез был атаманом шайки неуловимых бандитов, которые долго хозяйничали в окрестностях Лимы и в самом городе.
Я не удивлялся более удачливости, с какой я совершил мое первое путешествие из Калао в Лиму в сопровождении этого почтенного кабальеро и понял, почему мой арьеро, вероятно более меня знавший тайную историю моего попутчика, так сильно испугался при виде его.
Жизнь и книги Гюстава Эмара
«Свобода необходима мне, как воздух необходим для людей», – писал Гюстав Эмар уже на склоне лет в своих очерках «Новая Бразилия». Он был, кажется, счастливым человеком, этот «вольный стрелок» моря и прерии. Он знал, что такое свобода. «Простор, беспредельная ширь и даль синего океана, пустыня и яркое солнце...» Та самая свобода открытых пространств, что вызывает в иных душах боязнь. Свобода путешествовать и заражать этой страстью других. «Назад к природе» – лозунг, сорвавшийся с губ измученного Руссо, был претворен Эмаром в плоть и кровь странствований. И еще свобода – бесшабашное творчество, простирающееся до откровенных заимствований и автоплагиата.
Свобода в кавычках, сморщенная беспринципностью? Да нет, пожалуй. Ибо читая романы Эмара, вдруг испытываешь особенное чувство, которое лишь иногда, изредка гостит в сердце. Как будто глядишь на синеющий лес и слышишь тишину, которая горит над ним. И это чувство внутреннего покоя, разъятое от края и до края горизонта, способен внушить только автор, чье существо действительно свободно. Боже мой, как просто обрести свободу. Достаточно не думать о ней, но жить, действовать, любить... Эмар учит этому. Да простит нам досужий читатель лиризм вступления нашего.
Приключенческий роман – жанр, в котором подвизался Гюстав Эмар, системно складывается к середине 19-го века. Мотив приключения приобретает здесь доминирующий характер; все остальные мотивации периферийны и заняты лишь как художественная декорация сюжета. Становление жанра было вызвано, по крайней мере, тремя причинами. Во-первых, ускоренным развитием в девятнадцатом веке исторических, гео – и этнографических и иже с ними исследований и их широкая популяризация. Во-вторых, интенсивные колониальные, войны, которые вели государства Европы, в особенности Англия и Франция, сформировали в читающей публике стремление узнать, где и с кем сражаются их соотечественники; приключенческая литература в данном случае обеспечивала необходимый информационный фон злободневности. Третья причина – переходящая во внутреннюю, укорененную в психике, обретающая имманентный характер в историческом совершении человека. Девятнадцатый век принес с собой урбанизацию с ее изматывающе-интенсивным темпом жизни, – явление, входящее как часть в другой, более тотальный процесс. Мы имеем в виду все возрастающий уровень технотронной цивилизованности, специфически запечатлевающий себя в жизни каждого. Человек все более обременен напряженной работой, множеством социальных функций и почти ритуальных долженствований. Необходимость переходить на зеленый свет – условность, сохраняющая тебе жизнь. Необходимость жить – тоже условность, перст, указующий в направлении смерти. Мир «мелочей, прекрасных и воздушных», мир барокко, рококо и просветленного классицизма распался в девятнадцатом веке на ряд условностей, жестких и будничных, как земля, по которой мы ползаем. И этот круг бытия, длящийся до сих пор, серый, как чистилища «Розы мира», рано или поздно наскучивает каждому, даже самому преуспевающему в нем. И каждый ищет вырваться из него, медленно исчезая в скучевеющем пространстве. Поиск субъективной реальности, совлекающей человека – хотя бы временно, отчасти, – с колеса материального мира, превратился в своеобразную пандемию человечества. И приключенческая литература, среди прочих развлекательных литератур, дает возможность обретения этой тонкой реальности. Здесь, на наш взгляд, существеннейшая причина ее стабильного, почти двухвекового успеха у читателя.
Кроме того, у приключенческой литературы есть еще одно объективное достоинство: никогда не знаешь, что там, впереди, за следующим поворотом действия. Познавательный интерес – пчела, сосущая сердце человека, основной инстинкт ума его, таким образом раздражается, стимулируется и восполняется. И Гюставу Эмару зачастую удавалось построить сюжет динамичный, взрывной, непредсказуемый, т.е. такой сюжет, который приключенческая литература полагает для себя, как цель.
Могучие тигреро, идеально-благородные (или идеально-злые – ad hoc) индейские вожди, негры, стремящиеся к свободе, кроткие и воинственные европейцы-путешественники – все эти герои Эмара оживают в нас, когда мы читаем о них. Но и мы, читая о них, оживаем ими. И здесь, в противодвижении, рождается тонкая, подвижная, фосфоресцирующая связь – между читателем, парящим над радужной тканью текста, и героями, просвечивающими сквозь эту ткань. Эта связь, едва уловимая словесно, увлекает нас в иной, очарованный приключением мир. И для достижения такой связи нет необходимости в интеллектуальном или духовном усилии; она возникает сама собой, при чтении. Достаточно открыть любой роман Эмара, коснуться взглядом поверхности текста, ощутить внутренним зрением его многокрасочный движущийся рельеф – и попадаешь в другой мир, в другое измерение. Еще один плюс приключенческой литературы – субъективная реальность, свернутая в ней, общедоступна, так сказать, удобоварима.
