7
…поскольку внешний вид трупа неотвратно вызывает тошноту, хорошо бы месяц вымачивать мумию в оливковом масле.
/Из записок церковного знахаря
У брата Лолы, Эрика, день не задался. Вначале он проснулся с головной болью, затем нарвался на буйных стражников, которые на рассвете вышли из трактира, шутя про чьи-то красные трусы. И решили допросить его, в каких трусах ходят священнослужители. Кое-как отбрехавшись от них, он все же добрался до местной городской церквушки. Но и тут его ждали очередные неприятности.
Увидев кучу трупов у задней двери, он понял, что сегодня будет тяжёлый день.
Сестра не знала, что его "грязная работа в церкви" связана с лекарствами. Лекарствами из человечины. И на самом деле, он давно был учеником местного лекаря, что учил его как правильно варить и сушить человечину, как делать костный порошок, мазь для кожи из человеческого жира и масло для микстур.
Боясь, что она это воспримет неправильно, или просто не поверит, он предпочитал отмалчиваться и врать. А уж говорить о том, что тот кусочек свинины на их прошлый день рождения был вовсе не свининой, а чем-то вроде домашней работы, естественно не решился.
Эрик признался учителю в причинах провала задания. Что съел кусок мяса. За это ему пришлось неделю носить вереги, дабы усмирить плоть. Благо, Лола в ту неделю почти не появлялась дома.
Работы у него и так было много, но после пророчества о грядущей смерти, которое изрек местный посланник Бога, его учитель заставлял работать быстрее и заготавливать больше лекарств. Церковь даже объявила о том, что теперь принимает трупы для исследования без излишнего досмотра и разбирательства.
Потому материала всегда хватало.
А вот нервов у юного знахаря нет. Он десять раз успел проклясть пророка. За это его: "Все начнется от четырехклинкового всадника, что принесет дары смерти…" и прочее, что он там наговорил, про обезглавленную жертву, черные пятна и спасение в лесах и горах. У самого Эрика же в это веры не было. Но перечить учителю он не осмеливался.
Потому взглянув на новую кучу трупов, вздохнул и, войдя, молча занялся делом.
Все это его изрядно выматывало. От всех трупов жутко воняло. Большинство из них были бездомные, что скинули стражники, дабы не копать очередную яму на кладбище. А просто так оставить на улицах не могли, потому как тела часто перекрывали и так засоренные помойные рвы.
Однообразие лиц и тушек выматывало. Рвоты не было. Как, впрочем, и удивления. Но сегодня он удивился. Где-то ближе к вечеру. Один труп был без головы. Это выбивалось из привычной картины. Эрик хотел было на это указать учителю, но, услышав крик о том, что слишком долго мешкается, на волне страха забыл про все мысли и закинул безголовый труп в общий котел.
…запомните дети, не каждым растением можно подтираться, и уж тем более есть его после этого.
/Отец Нормана и Давида в походе, вынимая лопух изо рта Давида
— Никогда, слышишь, никогда не вытирай там лопухом, — яростно и поучительно взорвался Давид, глядя на только что сделавшего глупость младшего брата.
— Почему? После туалета в походе было можно, а после дамы в саду нет? — сильно удивляясь, отозвался Норман.
— Как бы странно это не звучало, но перед и зад реагирует на эти листья по-разному. И если попе насрать, то вот… — стал было объяснять тонкости реакции кожи, но, увидев Агнессу, прервался.
— Ах вот от кого доносились голоса! О чем болтают два уважаемых сэра? — высокопарно и мило улыбаясь, спросила дочь купца.
— О, миледи, я рассказывал своему младшему брату об ужасах сыпи при чуме. А также о причинах её возникновения на различных участках кожи.
— Как интересно! Неужели кузнецы могут разбираться в сыпи и уж тем более в причинах её возникновения? — играя удивление, подозрительно спросила Агнесса.
— Некоторые могут. Из тех, что помнят наставления родителей и церковных знахарей, — немного успокоившись, но все же по-прежнему косо глядя на младшего братца, отвечал Давид.
— Хорошо, что даже среди наших кузнецов есть подкованные в медицине люди. Ой! Прошу меня простить, но мне пора на приём, — ни капли не поверив в слова кузница, но слова о родителях напомнили ей об отце и приёме, на котором обещала быть.
Отдав распоряжение прислуге, она забралась в карету.
Когда же все было готово, прислуга уселась на скамью сзади вместе со всеми пляжными вещами. Кучер стеганул лошадей, и прелестная Агнесса покинула братьев.
— Какая же она все-таки красивая… — задумчиво и мечтательно проговорил Норман, глядя вслед удаляющейся карете.
— Если будешь развлекаться в кустах у речки с какими-то девками, тебе никогда не добиться дамы такого полета. Кстати, кто эта рыжая и загорелая была, я её не знаю? — нравоучительно заметил Давид.
— Эта Лола. Дочь мясника. У неё брат еще ученик знахаря в церкви. Между прочим, она, похоже, влюбилась в меня! — гордо заявил дамский угодник.
— Ааа, значит все же знаю. С чего ты решил?
— Угу, знаешь. Её все знают. С того, что она не взяла с меня ни гроша. И у неё было хорошее настроение со мной.
— Так у тебя гроша и нет. А настроение у неё могло быть хорошее сроду не от тебя. Вспомни, как он сияла, когда её братец стащил кусок свинины.
— Да ну тебя! Что там с заказом лучше скажи? А то пришел, ничего не сказал и велел собираться на речку.
— Точно! Совсем забыл. Господин Артур Тревиль был всем доволен и заплатил всю обещанную стоимость. Потому мы сегодня, как я и обещал, гуляем. Идем сегодня в "Козла и свинью".
— Да ладно! Прям туда? Не шутишь? Это ведь один из самых дорогих трактиров. Я слышал, он на днях добыл какое-то деликатесное мясо. Типо местные мелкие воришки сперли его у какого-то нового иноземного купца.
— Не шучу. В честь того, что у нас стала появляться хорошая репутация у знати, мы можем отдохнуть. Да, про мясо я тоже слышал. Вот и попробуем.
— И напьемся?
— И напьемся!
Если ты совсем опух,
Если ты совсем зажрался,
Не ори же как петух,
Вспомни, как во всем нуждался.
/Странствующий поэт
— Как же я задолбался! — воскликнул стражник за одним из столов.
— Ты о чем, Бил? — поинтересовался его сосед и собутыльник.
— Да я в целом, эта ужасная работа, от которой все тело в мозолях и соли, этот грязный город, в котором святые вши
