Но с римлянами все было далеко не так просто, как казалось. Вопросы не давали Баллисте покоя. Откуда императоры знали, что сасаниды вторгнутся следующей весной? И почему они пойдут вдоль Евфрата, а не по одному из путей, которые ведут на север? Если данные разведки были надежны, то почему не было видно хоть каких-то признаков мобилизации полевой армии? Что куда важнее, почему именно Баллиста был назначен дуксом реки? Да, у него был некоторая репутация осадного командира, пять лет назад вместе с Галлом он принимал участие в успешной обороне города Новы от готов на севере, до этого у него был опыт взятия местных поселений далеко на Западе и в горах Атласа в Африке. Но он никогда не был на Востоке. Почему императоры не послали одного из своих знаменитых осадных инженеров? И Бонит, и Цельс хорошо знали Восток.
Если бы только ему разрешили взять с собой Юлию. Для нее, родившейся в старинной сенаторской фамилии, хитросплетения отношений внутри императорского двора, недоступные для Баллисты, были второй натурой. Она могла бы проникнуть в самую суть постоянно меняющихся взаимоотношений и интриг, могла бы развеять туман незнания, окружающий мужа.
Мысли о Юлии вызвали острый укол тоски, мысленный и физический. Взъерошенные черные волосы, глаза настолько темные, что кажутся черными, округлость груди, изгиб бедер. Баллиста чувствовал себя одиноко. Он будет скучать по ней физически. Но еще более он будет скучать по общению с ней, а также по смягчающему сердце бормотанию их сына-младенца.
Баллиста просил для нее разрешение, сопровождать его. Валериан отказал, сославшись на очевидную опасность задания. Но все прекрасно понимали истинную причину. Императорам требовались заложники для обеспечения хорошего поведения военачальников. Слишком много полководцев в последнее время поднимали мятежи.
Баллиста знал, что будет ощущать себя одиноким, даже будучи окруженным множеством людей. У него был штат из пятнадцати человек: четыре писца, шесть курьеров, два вестника, два гаруспика, чтобы читать знамения, и Мамурра, его префект фабрум, главный инженер. В соответствии с римским законом, он выбрал их из единых списков официально утвержденных представителей этих профессий, но он не знал никого из них, даже Мамурру, лично. Естественно,кто-то из этих людей был фрументарием.
Помимо официального персонала, с ним были некоторые люди из его собственного дома - Калгак, его слуга, Максим, его телохранитель, и Деметрий, его секретарь. То, что он назначил молодого греческого юношу, который теперь сидел у его ног, руководить его штабом, было его волей и вызвало возмущение всего официального персонала, но ему нужен был кто-то, кому он мог доверять. С римской точки зрения эти люди были частью его семьи, но Баллисте они казались плохой заменой его настоящей семье.
Внимание Баллисты привлекло что-то необычное. Знакомые запахи: сосновая смола для герметизации корпуса, бараний жир для водонепроницаемости кожаных гнезд весел, несвежий человеческий пот,напомнили ему о юности в диком северном океане. Этот корабль, трирема «Конкордия», со ста восьмьюдесятью гребцами на трех ярусах, двумя мачтами, двумя огромными рулевыми веслами, двадцатью палубными матросами и примерно семьюдесятью классиариями безусловно была судном более совершенным, чем любой баркас его юности. Если тот был вьючным животным, то это была скаковая лошадь. Но как и скаковая лошадь, она была выведена для одной цели - скорости и маневренности на спокойной воде. Баллиста знал, что если море станет бурным, ему будет безопаснее в примитивном северном баркасе.
Ветер сменился на южный и усиливался. Море поднималось в уродливые, неровные поперечные волны, пересекавшие курс триремы, мешая гребцам орудовать веслами и накреняя судно. На горизонте к югу собирались темные грозовые тучи. Баллиста понял, что капитан и рулевой уже какое-то время обсуждают что-то. Когда он посмотрел на них, моряки уже пришли к решению. Обменявшись последними словами, они кивнули друг другу, и капитан подошел назад к Баллисте.
— Погода меняется, доминус.
— Что ты советуешь? - спросил Баллиста.
— Наш курс был проложен прямо на восток, чтобы достигнув мыса Акрокеравния, а затем спуститься на юг вдоль побережья до Коркиры. Боги сказали бы, что мы сейчас примерно на полпути между Италией и Грецией. Мы не можем найти убежище, когда придет шторм, а значит мы должны обогнать его.
— Делай, что ты считаешь нужным.
— Да, доминус. Могу я попросить тебя приказать твоим людям отойти от мачт?
Когда Деметрий пробирался по палубе, чтобы отдать приказ, капитан еще раз посовещался с рулевым, а затем выдал череду приказов. Матросы и классиарии слаженно разогнали свиту Баллисты вдоль боковых поручней, быстро опустили главный парус на четыре или пять футов на мачте. Баллиста одобрил. Необходимо было поймать достаточно ветра для управления судном, но его избыток грозил неприятностями.
Трирема сильно накренилась, и капитан приказал взять курс на север. Рулевой позвал мастера над гребцами и носового помощника, затем по его сигналу все трое отдали приказ гребцам, горнист издал сигнал, и рулевой налег на свои весла. Опасно кренясь, корабль лег на новый курс. После очередной череды приказов главный парус был поднят и плотно скручен так, чтобы оставалась только небольшая часть, весла двух нижних ярусов были втянуты на борт.
Движение судна стало более управляемым. Плотник поднялся по ступеням и отдал доклад капитану.
— Три весла по правому борту сломаны. Немного воды попало внутрь, когда сухой борт ушел под воду. Но насосы работают исправно, а доски начнут набухать и сами остановят течь.
— Держи под рукой запасные весла. Будет качать.
Плотник отдал салют и скрылся.
Был последний час дня, когда шторм обрушился на них в полную силу. Небо стало темным, как Аид, сине-черным с неземным желтоватым оттенком, ветер завывал, воздух был наполнен водой. Корабль наклонился вперед, его корма оторвалась от воды. Баллиста увидел, как двое из его людей скользили по палубе. Одного схватил за руку моряк, второй врезался в ограждение. Его пронзительный крик агонии был слышен даже сквозь рев стихии. Баллиста заметил две основные угрозы. Волна могла захлестнуть корабль, могли отказать насосы, судно набрало бы воды, стало тяжелым и неуправляемым и затем рано или поздно стало бы к волне бортом и перевернулось бы. Или трирема могла встать свечой, когда волна слишком сильно оторвет корму от поверхности, а нос погрузится слишком глубоко, так что судно опрокинется или просто уйдет под воду. По крайней мере второе сулило меньше мучений. Баллисте хотелось встать, крепко держась за что-нибудь и позволяя телу двигаться вместе с кораблем. Но как и в битве, ему требовалось показывать пример, поэтому он оставался сидеть в своем кресле. Ему стало понятно, зачем его так крепко прикрутили к палубе. Воин посмотрел вниз и увидел, что Деметрий вцепился в его ноги в классической позе просителя. Баллиста крепко сжал плечо юноши.
Капитан пробирался на корму. Крепко держась, он выкрикнул ритуальную фразу:
— Александр жив и правит!
Словно в опровержение изломанный разряд молнии ударил в море по правому борту и раздался оглушительный раскат грома. Уловив ускользание палубы, капитан подбежал к Баллисте. Все различия в рангах были отброшены. Он схватился за курульное кресло и руку Баллисты.
