Наступило молчание. Мелкая дробь дождя перекатывалась по крыше. Скрипели стропила. Сорванные ветром листья бились в бумагу, которой были заклеены окна. Вдруг за стеной раздался глухой, но отчётливый стук. Гость метнул через зал быстрый взгляд в сторону закрытого циновкой проёма, ведущего в соседнее помещение, и перевёл глаза на старика. Но на лице того не отразилось ни тени беспокойства. Привычным движением старик водил по доске скалкой, растирая спрессованный чай.
– Нет ли помех для встречи? – нарушил молчание гость.
– Всё подготовлено должным образом. На озере ждут. Одного не предвидел, что именно вас доведётся встретить и на озеро проводить.
– Вы знаете меня, достопочтенный отец?
– Один раз увидев, вас нельзя позабыть.
Облик гостя в самом деле был примечателен. Прямой, высокий, с широко расправленными плечами и сильной шеей, гость обладал не только статной фигурой, но и выразительным, крепко вылепленным лицом. Особенно запоминались высокий прямой лоб, острые скулы и сильно выдвинутый подбородок. Резкость черт, словно высеченных из тёмного камня, смягчали большие глаза под густыми бровями. А выражение глубокой сосредоточенности, отваги и благородства придавало лишённому красоты лицу суровую привлекательность.
– Ничтожный слуга имел счастье встретить однажды в своих странствиях осиротевшего крестьянского мальчика, умиравшего от голода и усталости.
– Предсказатель! – воскликнул гость, и в его тёмных глазах вспыхнула радость. – Простите, достопочтенный отец, что не узнал вас сразу. Память, верно, отшибло.
Гость сомкнул у подбородка сжатые кулаки и дважды низко поклонился.
– Из последних сил волочил я тогда сбитые до крови ноги и куда бы ни шёл, голод и засуха опережали меня, – заговорил он взволнованно. – Растрескавшаяся от зноя земля была твёрже панциря черепахи. Устав и отчаявшись, я призывал смерть словно благо. Но появились вы, достопочтенный отец, и не только накормили и напоили изголодавшегося мальчишку. Вы бросили в иссушённую душу семена уверенности и надежды. Вы предсказали мне битвы, высокие должности, преданную жену и сыновей, по числу стрел в колчане. Семена дали всходы. Я поверил и остался жить. Многое из того, что вы говорили, сбылось.
– Ваш путь далёк от завершения. Вы проделали лишь половину подъёма, и вершина ещё не видна.
– Осмелюсь напомнить, что я вступил в пору зрелости, мне почти двадцать восемь лет.
– Бог долголетия Шоусин отмерил вам полную меру. Ваш лоб с лунообразной впадиной посередине выпукл и прям, как стена, уши – крепкие, длинные. Это – признаки долгих лет жизни. Зрачок ваш блестящ. Если нет благородства и чести, зрачок человека тускл. Слушая говорящего, надо всматриваться в его зрачки. Складки у глаз поднимаются кверху в знак непрерывных удач. Если подбородок остёр или придавлен – не добиться почётного положения. Ваш подбородок, словно гора, скулы – как две скалы, западная и восточная. Восхождение будет трудным, но крутая тропа приведёт вас на самый высокий пик.
Доска и скалка были отложены в сторону. Старик стоял выпрямившись, с руками прижатыми к груди, словно этим жестом пытался сдержать слишком сильное биение сердца. Последние краски схлынули с морщинистого лица. Побелевшие щёки не отличались цветом от белой, как аистово крыло, бороды.
– Я сын простого крестьянина, – проговорил шёпотом гость. Состояние старика передалось и ему. – Отец и мать погибли в тот страшный год, когда засуха, голод и мор посетили наш край. Умерли братья и сёстры, в живых остался лишь старший брат. Нам не на что было купить гробы, чтобы похоронить близких. Мой дед и мой прадед также пахали землю, и носить крестьянское платье для меня привычней, чем военный наряд, – гость провёл широкой ладонью по своей крестьянской куртке.
– Чтить память предков достойно благородного человека, тем более если предки занимали низкое положение, – возразил старик. – Сыну Неба, однако, уготована иная судьба. И никто в Поднебесной не поднимется выше Господина Вселенной.
Сыном Неба и Господином Вселенной называли императора.
Гость вздрогнул, хотел что-то сказать. Но в это время снова раздался глухой удар, ещё и ещё один. Гость рывком сорвался с табурета, бросился мимо духов-хранителей к противоположной стене, где находился проход в соседнее помещение, откинул циновку. Зал, куда он ворвался, судя по остаткам карнизов и росписей, когда-то великолепный, в нынешнем своём запустении выглядел хуже первого. Но не убожество некогда пышного зала, а открывшееся неожиданно зрелище заставило гостя замереть на пороге.
На длинных верёвках, перекинутых через потолочные балки, раскачивались и крутились девять мешков, туго набитых песком. Посредине бегал, подпрыгивал и крутился обнажённый по пояс, загорелый и мускулистый юноша лет семнадцати. Его крепкий кулак бил сплеча то в один, то в другой мешок, придавая им новую силу вращения. Мешки налетали спереди, сзади, сбоку. Ловкость, с которой юноша увёртывался от запущенных им же самим снарядов, казалась позаимствованной у горного барса. Вдруг юноша увидел стоявшего на пороге гостя. На мгновение он замешкался, и один из мешков, словно обрадованный возможностью отомстить за все предыдущие неудачи, с тупой яростью толкнул его в спину. Юноша упал, перекатился к стене, быстро вскочил и с поклоном пробормотал извинение.
– Кто этот юноша, с которым не каждый отважится вступить врукопашную? – спросил гость, возвращаясь в первое помещение.
На маленьком столике возле жаровни уже дымились плошки с рассыпчатым рисом. В чашках под крышками настаивался заваренный на травах душистый чай.
– Простите, что неуклюжий малый невольно обеспокоил вас. Верно, удальцы из вольного люда укрывались в обители от непогоды и подвесили к балкам мешки, чтобы упражняться в силе и ловкости. Малый увидел и также решил испытать свою силу. И хотя разговор о лице столь незначительном недостоин вашего внимания, я отвечу на ваш вопрос. Его имя Ванлу. Деревню, где он родился, сожгли, всех жителей уничтожили из-за подозрения в сочувствии «Красным повязкам». Долгое время я надеялся передать Ванлу все тайны предсказания по лицу, но у него оказалось неразвитым чувство цвета. Чтобы проверить его возможности, я не раз предлагал ему посмотреть подольше на солнце, а потом отделить в темной комнате красные бобы от чёрных. Он каждый раз ошибался, не меньше, чем три раза из десяти.
– Такая задача вряд ли под силу даже художнику.
– Нельзя толковать судьбу, если не чувствуешь тонкой связи всех выпуклостей и впадин лица с их окраской. Ванлу честен, вежлив и справедлив. Он умеет хранить тайны, к тому же вынослив и ловок. Может успешно перевязать рану, излечить головную боль.
