— Никто не станет этому противиться. Но, при всем моем уважении к господину графу, я не могу не обратить его внимания на то, что он еще слишком слаб для того, чтобы выходить сейчас на прогулку и, может быть, было бы гораздо лучше отложить это до завтра.
— Благодарю вас за участие, мой друг. Кстати, как вас зовут?
— Андрэ, господин граф.
— Отлично! Итак, милый мой Андрэ, я с удовольствием могу ответить вам, что чувствую себя гораздо лучше, чем вы думаете; кроме того, признаюсь вам, я испытываю сильное желание погулять на воздухе. Поэтому потрудитесь, во избежание несчастия, в том случае, если я окажусь слабее, чем думаю, — потрудитесь, прошу вас, сопровождать меня; таким образом вы будете наблюдать за мной и, в случае нужды, окажете мне помощь. Согласны?
— Я весь к услугам господина графа.
— Ну, так пойдем сейчас же! Я просто задыхаюсь в этих стенах, мне нужен воздух и простор.
Слуга отворил дверь и поклонился, пропуская графа.
— Ступайте вперед, — сказал последний, — иначе я не сумею найти дороги, потому что не знаю внутреннего расположения этих комнат.
Андрэ молча повиновался Отворенная им дверь вела в комнату, похожую на приемную, меблированную довольно прилично, но без роскоши.
К этой комнате примыкала очень маленькая передняя, в свою очередь, выходившая в коридор, а оттуда на узкий двор, окруженный очень густой живой изгородью, высотой около шести футов Решетчатая дверь, небрежно запертая деревянной щеколдой, служила выходом наружу.
Все это было устроено очень просто и ни в чем не походило на тюрьму.
Во дворе граф обернулся и тщательно осмотрел дом.
Это было довольно большое здание, построенное из целых бревен, скрепленных железными скобами, промежутки между пазами были заткнуты мхом пополам с землей; внутри стены эти, чрезвычайно толстые и крепкие, были прекрасно оштукатурены. Этот способ постройки нисколько не удивил молодого человека; он уже знал его. Так же точно все торговые агенты строят свои блокгаузы или, как они называют их, конторы на зимних станциях на индейской территории.
Эта обширная хижина или дом, смотря по тому, как читатель пожелает ее назвать, имела вид продолговатого четырехугольника с шестью окнами по фасаду и двумя с каждой стороны: бесконечное число амбразур, замаскированных кое-как и расположенных без видимого порядка, указывало на то, какое было первоначально назначение этого домика. Он был одноэтажный, крыша, выстроенная по нормандской моде, выдавалась вперед.
Словом, несмотря на привлекательную наружность этого домика, заставлявшую принимать его за хижину богатого поселянина, капитану достаточно было одного взгляда, чтобы убедиться в том, что это была крепость, довольно солидно устроенная и способная с успехом выдержать нападение, если б мысль об этом пришла в голову индейцам.
Покончив с осмотром, на который потребовалось не более пяти минут, граф перешел через двор и вышел наружу.
Тут он узнал, что находится в довольно большой индейской деревне — зимовнике.
Он начал свою прогулку с видимым равнодушием, скрытно посматривая во все стороны и не пропуская ничего, что заслуживало хоть малейшего внимания с его стороны.
Индейцы, особенно же североамериканцы, имеют вообще по две деревни на племя: летнюю и зимнюю.
Летняя деревня, местоположение которой изменяется почти ежегодно, не более как лагерная стоянка, которую строят наспех, смотря по потребностям охоты, так как индейцы не земледельцы; хижины строятся в таких деревнях из кольев, вбитых в землю и прикрытых сшитыми кожами, низ которых придерживается посредством валика из земли и натасканных камней. Достаточно нескольких часов для того, чтобы устроить одну из таких стоянок; еще меньше времени требуется на то, чтобы ей исчезнуть.
Что же касается зимних деревень, то положение их, за исключением окончательной эмиграции племени, постоянно одно и то же. Обычно они помещаются в центре леса, на берегу реки; до них добираются только с большим трудом, потому что индейцы тщательно скрывают свои убежища. Они окружены палисадом высотой около десяти футов. Снаружи, в миле или около того от деревни, находятся подмостки, на которых кладут покойников, — краснокожие редко хоронят их.
Хижины продолговатой или круглой формы, смотря по вкусу владельцев, разделяются на несколько отделений посредством плетеных стен или перегородок из кож, натянутых на веревки. Возле каждой хижины справа строится нечто вроде сарая, служащего для сохранения съестных припасов.
Эти хижины, довольно правильно поставленные в ряд, образуют узкие и грязные улицы, которые сходятся радиусами к большой площади, расположенной в самом центре деревни. На площади, достаточно обширной для того, чтобы на ней могло собираться все мужское население племени, возвышается огромная так называемая хижина совета.
Перед входом в хижину совета в землю вбит тотем — длинный шест, украшенный перьями, на верхушке которого развевается полудубленая кожа, на которой грубо намалевано красной краской какое-нибудь животное: медведь, волк или ящерица, эмблема племени, всеми уважаемая, — нечто вроде священного знамени; во время сражения это знамя несет один из самых знаменитых вождей; налево, на двух кольях, вбитых в землю и оканчивающихся в виде вил, помещается великая священная трубка, которая никогда не должна быть осквернена прикосновением к земле.
Как раз между этими двумя эмблемами и немного впереди их видна как бы бочка с выбитым дном, наполовину зарытая в стоячем положении и вся поросшая ползучими растениями, за которыми тщательно ухаживают.
Бочка эта называется ковчегом первого человека и чрезвычайно почитается индейцами; обыкновенно, около нее казнят осужденных на смерть, а следовательно, тут же находится и столб для пыток.
Там и сям на улицах стоят деревья, нарочно оставленные с ветвями, обвешанными кусками материй, ожерельями, волосами и всевозможными кожами; эти деревья служат жертвенниками, на которые мужчины и женщины навешивают в честь.
Господина жизни те дары, которые они пообещали ему в тяжелую минуту жизни или спасаясь от опасности.
Графу де Виллье со времени его прибытия в Америку впервые приходилось так близко изучать индейскую жизнь и посещать один из настоящих центров тех туземных племен, которые ему всегда изображали в виде дикарей, почти идиотов.
Вот почему, несмотря на довольно печальные мысли, занимавшие его ум, он незаметно для самого себя поддался вполне естественному любопытству и с интересом наблюдал незнакомые ему до сих пор картины.
Улицы были буквально запружены народом: мимо него и навстречу ему проходили то воины с высоко поднятой головой и гордою осанкой, которые мимоходом бросали на него свирепые взгляды, то пожилые уже вожди, до подбородка закутанные в свои плащи из шкуры бизона и шепотом обменивающиеся замечаниями по адресу французского капитана.
