Первые минуты знаменосец не проронил ни звука, лишь смотрел германцу в лицо, но тот был непроницаем, как скала. Когда же наконец Морбан ответил, голос его дрожал от душевного волнения.
– Но ты обещаешь взять мальчишку под свое крыло? Обещаешь учить сражаться да приглядывать за ним, пока он не научится сам стоять за себя?
Арминий кивнул, столь же торжественный и серьезный, как и человек напротив.
– До тех пор, пока Скавр командует этими людьми, – да. Если же ему прикажут передать вашу когорту кому-то другому, тогда эта обязанность ляжет на кого-то еще. Но вплоть до того дня я приложу все силы, чтобы заменить твоему внуку отца.
Раненый гвардеец, мирно храпевший в темноте лазарета, вдруг очнулся и долю секунды не мог понять, что же выбило его из сновидения. Затем чья-то широченная ладонь пережала ему дыхательное горло, не дав и шанса позвать на помощь, даже если бы такая мысль и успела прийти преторианцу в голову. К нему склонилась темная фигура и зашептала на ухо слова, чей смысл был ничуть не мягче тона:
– Слишком много болтаешь, падаль. Жить надоело?
Гвардеец хотел помотать головой, утопая в панике пополам с непониманием, и даже потянулся было встать с постели, несмотря на резкую боль в простреленном бедре. Хуже того, загадочный мститель сунул руку ему под тунику и сдавил гонады, заставив выгнуться от боли. Последовала долгая пауза, раз уж преторианец не мог говорить, а нежданный гость просто ждал, когда начнутся спазмы. У лежавшего уже кружилась голова от нехватки воздуха, когда здоровяк заговорил вновь. На сей раз угроза в его голосе прозвучала совсем отчетливо:
– Хочешь, раздавлю их, как спелые сливы? А, гвардеец? Нет? Ну тогда лежи смирно, и я дам тебе подышать. Пикнешь – сдохнешь. Все понял?
Хватка на горле слегка ослабла, позволив сделать судорожный глоток воздуха.
– Не дергайся, и я расскажу тебе про мою маленькую досаду и о том, как ты поможешь с ней разобраться. Итак, сегодня к тебе наведывался твой центурион. Ты, конечно, решил, что я спал, но знаешь, на таких, как ты, у меня издавна уши навострены. Так вот, пока я делал вид, что дрыхну, до меня донеслось, что наша докторша якобы «что надо для забав». Что меня несколько огорчило, раз уж у них с моим сотником-побратимом кое-что наметилось. Мало того, ты и моего центуриона поименовать успел, дескать, некий Корв. И что же я узнаю дальше? Наша-то докторша, говорят, пропала куда-то, и нескольких часов не прошло. А в последний раз ее видели в компании твоего Рапакса, в седле, когда они выехали через северные ворота. Отсюда единственно доступный мне вывод: он ее похитил и хочет, чтобы она вывела его на Корва. Следишь за мыслью?
Преторианец осторожно кивнул. Глаза привыкли к тени, в которой прятался таинственный владелец тонкого слуха, и гвардеец обнаружил, что смотрит на жесткие черты соседа по палате, здоровяка-ауксилия.
– Отвечай: куда он ее повез?
Если бы хватило смелости, раненый рассмеялся бы тунгру в лицо. Впрочем, он все же позволил себе легкую ухмылку.
– Понятия не имею. Надо думать, куда-то на север, искать местечко, где удастся застать Корва врасплох. Хищник скорее всего прикажет кому-то из отряда отодрать девку, та примется визжать, вот Корв и прибежит – бешеный и потому ничего не замечающий. А может, центурион и сам решит ее оприходовать. У него знаешь какая в этом практика, особенно в последнее время…
Тунгр брезгливо прервал:
– А кто с ним приходил, с этим твоим Хищником?
Тут уже преторианец не выдержал и злорадно оскалился:
– Некто, чья власть тебе и не снилась. Центурион-фрументарий. Слыхал про таких? Да он тебя…
Тунгр ухмыльнулся в ответ, поигрывая пальцами на глотке гвардейца.
– Слыхал, как не слыхать… Ладно, хорош трепаться.
Он сомкнул кулак, с легкостью раздавив кадык и одновременно вжав преторианца в тюфяк. Подождал, пока умиравший корчился, силясь сбросить душившую его руку.
– Эх, слишком легкая смерть тебе досталась. Твоему центуриону так не посчастливится, когда я до него доберусь…
Трибун Павл не привык, чтобы его решения подвергались сомнению нижними чинами, а потому прямо-таки растерялся, когда у его стола вдруг возник какой-то центурион из ауксилиев и начал чуть ли не диктовать требования. Тем временем, выпалив что хотел, бородатый сотник поедал сейчас глазами стену за спиной Павла и ждал, что ответит командир. Тот выдержал долгую, точно рассчитанную паузу, чтобы дать наглецу прочувствовать весь масштаб нарушения субординации.
– Центурион… э-э…
– Дубн!
– Центурион Дубн Первой тунгрийской когорты ауксилиев. Если я правильно понял, ты хочешь, чтобы я выделил тебе целую сотню людей, которых ты поведешь куда-то там на север?
– Так точно, трибун!
– Ни много ни мало, а в погоню за центурионами Рапаксом и Эксцингом, которые, по твоим словам, похитили докторшу из нашего форта, ошибочно решив, что ее будущий супруг является беглым преступником, скрывающимся от имперского правосудия?
– Так точно, трибун!
– Причем первый из упомянутых центурионов, вынужден я заметить, относится к преторианской гвардии, а второй – к службе фрументариев.
– Так точно, трибун!
Павл помолчал, не опуская изумленно вздернутых бровей.
– Сотник, да ты спятил? У меня всего-то пять боевых центурий для охраны этого форпоста от пес знает какого числа местных бригантов-мятежников, которые, может статься, прямо сейчас готовят штурм. Я что, должен тебе напомнить о судьбе гарнизона Белой Крепости? А ведь у них было куда больше людей… С чего ты вообще взял, что я дам солдат для охоты на тех, в чьей власти отправить любого из нас на пытки и казнь при малейшем подозрении на измену?
– Трибун! Они выкрали докторшу, к тому же…
– Пусть так, но я ничего не могу поделать, раз уж эти двое обладают правом преследовать врагов империи любыми средствами. Ничего не могу поделать. Понятно?
Центурион открыто встретил его взгляд и уже не отводил глаза.
– Так точно, трибун! Зато я могу. Поэтому прошу выделить мне людей, и я сделаю так, что этой парочки будто и не было на свете.
Павл ощетинился. В его голосе прорезались нотки страха и гнева, словно он не верил собственным ушам.
– Ах вот как ты собрался решить головоломку? А если план не выгорит? Если «эта парочка» ухитрится обвести тебя вокруг пальца? И обнаружит мое участие? Во имя Гадеса, с какой стати должен я идти на подобный риск?
Черты сотника не дрогнули, однако в глазах запылал жгучий огонь, когда он подался вперед, неосознанно бросая настоящий вызов старшему по званию.
