Как Вы и сами прекрасно понимаете, дорогой мой Петрус, я отнюдь не злоупотребил его доверием и на необходимейшие приобретения истратил не больше шести гиней.
Но я обещал Вам, дорогой мой Петрус, описать самого себя таким, каков я есть.
Не знаю, что за ложный стыд удержал меня в день бракосочетания, но я не осмелился пригласить этого славного человека на свадебную церемонию — упущение, о котором он никогда не упоминал и которое он с его необычайной скромностью безусловно считал вполне естественным.
Нельзя сказать того же обо мне; не раз упрекал я себя за эту оплошность, не имея мужества исправить ее.
И вот дом был готов принять свою новую хозяйку.
Уже неделю дочь школьного учителя натирала мебель, чистила кухонную утварь и выбивала пыль из занавесей; во все горшки и графины были поставлены цветы, а окна с раннего утра — открыты, чтобы воздух, свет и запахи проникли в самые темные углы комнат.
Мы с Дженни обняли доброго г-на Смита и его жену; затем мы пошли через задний двор, чтобы попрощаться с нашими курами, утками и голубями; мы отвязали Фиделя, чтобы он сопровождал нас в пути и стал свидетелем нашего счастья; мы дошли до сада; на прощание Дженни поцеловала розы, своих сестер, и мне показалось, что розы тянулись к ее устам точно так же, как ее уста — к ним; следуя позади Дженни, я в свою очередь целовал те цветы, которых уже коснулись губы моей возлюбленной.
Так мы достигли границы сада.
Славка укрылась в гуще его зелени со всем своим крылатым семейством; пять птенцов взмахивали крылышками и перескакивали с ветки на ветку вокруг матери.
Затем перед нами открылся луг; мы пошли той же самой дорожкой, что и пять недель тому назад; узнав то место под большой ивой, где я признался Дженни в любви, и, проведя ее туда, я снова стал перед ней на колени, только на этот раз из моих уст прозвучало уже не признание, а клятва — то была клятва, шедшая от моего сердца, клятва любить ее всегда!
Таким образом, мы, избранники судьбы, вновь прошли той светлой дорогой счастья, какую редко проходят дважды, и на этой дороге отыскали столь быстро стирающийся след — след шагов счастливого человека.
В саду я целовал цветы, которых касались уста Дженни, а здесь я целовал землю, по которой ступала ее нога.
Затем, воспользовавшись стволом дерева, этим шатким мостиком, перекинутым через ручей, мы перешли с одной его стороны на другую и, обойдя вокруг дома, вышли на дорогу.
Исполненные радости, мы шагали бок о бок, и рука Дженни опиралась на мою, как вдруг раздавшийся позади нас стук каретных колес привлек наше внимание. Мы отступили к обочине дороги, чтобы не стоять на пути у этой кареты, но она, поравнявшись с нами, остановилась, и две головы, просунувшись в одно окошко, произнесли: одна — «Дженни!», а другая — «мисс Смит!»
Я не знал никого из этих людей, но Дженни знала их.
То были сорокалетний мужчина и молодая женщина, едва достигшая половины этого возраста.
Молодая женщина оказалась той самой мисс Роджерс, чьи платья послужили образцом для г-жи Смит, когда она заказывала для Дженни тот наряд, который чуть не загубил наше едва забрезжившее счастье.
А сорокалетний мужчина оказался г-ном Стиффом, управляющим графа Олтона.
Во всем облике молодой женщины чувствовалась какая-то чопорность, напыщенность и высокомерие.
В ее сорокалетнем спутнике я сразу же заметил все оттенки самодовольства и глупости — от самых легких до самых насыщенных.
Он и она узнали Дженни и остановили карету, чтобы приветствовать девушку — но вовсе не из дружеских чувств, а из гордыни. Было очевидно, что они обрадовались возможности продемонстрировать скромным пешеходам великолепную карету, в которой они путешествовали.
К несчастью, графская корона, изображенная на дверцах, указывала, что господин управляющий наслаждается ездой в карете своего хозяина.
Несомненно, они надеялись, что мы не заметим этой детали, и, надо признать, заметил ее только я: Дженни не обратила на нее ни малейшего внимания.
Дверца открылась.
— О, это вы, милая, — сказала сидевшая в карете молодая женщина. — Как я рада вас видеть! Обнимите же меня!
Дженни подошла к карете, стала на ступеньку, опущенную лакеем, и г-жа Стифф чуть коснулась губами лба моей любимой.
По странной прихоти случая эта пара поженилась не только в тот же самый день, что и мы, но и в тот же самый час.
Со вчерашнего дня мисс Роджерс стали называть г-жой Стифф.
При встрече это обстоятельство выяснилось, и мы узнали о таком совпадении в наших судьбах.
— Надеюсь, — заявила г-жа Стифф, — это принесет вам счастье, моя красавица… Но представьте же вашего мужа господину Стиффу.
Я выступил вперед, а затем наклоном головы и жестом руки, державшей шляпу, изобразил те знаки приветствия, какие предписывает в подобных случаях самый строгий этикет.
Господин и госпожа Стифф не упустили возможности произвести впечатление, и с первого же раза им посчастливилось страшно не понравиться мне.
Пока я раскланивался с ними, молодая женщина громко перечисляла имена и звания своего супруга:
— Господин Адам Леонард Стифф, главный управляющий господина графа Ноэля Олтона, пэра Англии.
А затем вполголоса, но так, чтобы я расслышал, она спросила Дженни:
— А каков род занятий вашего мужа, милочка?
— Сударыня, — вмешался я, не оставляя Дженни времени на ответ, — я имею честь быть пастором ашборнской общины.
— Ах, браво! — отозвался г-н Стифф. — Это как раз наш приход, и вы придете к нам в замок провести богослужение, мой добрый друг.
Подобное обращение крайне возмутило меня: я не видел никаких оснований, по крайней мере, если говорить о моих собственных чувствах, считать г-на Стиффа моим добрым другом.
Его фамильярность оскорбила меня, и я, быть может, сухо ответил бы на это глупое предложение, но г-жа Стифф не дала мне ответить, обратившись к Дженни:
— Представьте себе, дорогая моя, когда моя портниха сообщила мне, что один из моих нарядов она предоставила вашей матери в качестве образца, я было подумала, что мне предстоит поздравить вас по поводу удачного брака с каким-нибудь баронетом или финансистом, ведь, согласитесь, мне даже в голову не могло прийти, что подобный туалет предназначается для того, чтобы оказать честь бедному сельскому пастору. Поэтому я с удовлетворением вижу, что вы вернулись к своей простой одежде, которая, впрочем, очень вам идет… Не правда ли, господин Стифф, мисс Смит очаровательна в этом белом платьице с голубым поясом и в большой соломенной шляпке на голове?
— Очаровательна, это точно сказано, — согласился г-н Стифф, поднося ко рту сомкнутые пальцы руки и причмокнув губами.
