Снова зазвучала музыка, но Кэрью не стал танцевать.
— Возможно ли, чтобы вы представили меня своему супругу… — начал он, но не договорил. Кто-то другой схватил Джеральдину за руку.
— Я должна поговорить с тобой. Немедленно, я жду этого уже не первый день.
Справа от нее стояла Анна, одетая в желтое, что подчеркивало ее темную чувственность. Господин, намеревавшийся танцевать с ней, Томас Уайетт, поэт и любимец дам, хотел подойти к Джеральдине, но Анна грубо оттолкнула его в сторону.
— Сделайте мне одолжение, Томас, нам с графиней Рипонской нужно на воздух. — И, недолго думая, она взяла Джеральдину под руку и вывела из зала.
Ночь была ужасно холодной и ясной. Анна знала самые потаенные уголки резиденции Хемптон-корта. Она вывела Джеральдину в узкий дворик, присела на тачку, постучала по ней рядом с собой. Джеральдина предпочла бы вернуться в теплый зал, но смирилась со своей судьбой и села рядом с Анной. Та громко вздохнула и положила голову ей на плечо.
— Ты знаешь, что я скучала по тебе, сладкая моя? Ты — единственное существо, которое не поджимает хвост передо мной, не бросает на меня косых взглядов и не пытается пронзить меня ими насквозь.
Какое-то время Джеральдина тоже скучала по Анне: вспоминались ночи у нее в постели, проведенные за поеданием засахаренных слив, хихиканье и сплетни, но самое главное — тогда обе жили в предвкушении, им казалось, что все, что с ними происходит, — это только начало. Для Джеральдины ожидание было позади. Все эти волнения, трепет в груди и срывающийся голос виделись ей сейчас по-детски беспомощными.
— Почему ты не сказала мне, что у тебя самый красивый брат во всей Англии? — выпалила Анна.
— Что-что?
— Твой брат, который хотел навестить тебя. Если бы у меня не было других забот, я бы тотчас же попросила тебя представить его мне.
— Сильвестр? — Джеральдина понурилась. Ее брат, возможно, единственный человек, которого она рада была бы видеть, отказывался входить в дом, принадлежавший Роберту.
— Сильвестр! Скажи, в твоей семье всем дают имена, по звучанию похожие на песнь любви?
Джеральдина вздрогнула, зимний холод забрался под подол платья.
— Ты вытащила меня: на этот кошмарный мороз, чтобы поболтать о моем брате?
— Нет, не совсем. У меня для тебя есть кое-что поинтереснее, то, что сегодня хочется знать всему двору. Но тебе не кажется, что оставлять красавца брата стоять под воротами вместе со сбродом, который просит хлеба, — это дурной тон?
— Мой брат стоял с нищими у ворот?
Анна кивнула.
— Его восхитительное лицо покраснело от холода. Он еще красивее, чем Томас Уайетт, правда?
— Откуда ты знаешь, что это был мой брат?
— Сокровище мое, это же видно с первого взгляда! — Анна рассмеялась. — Но, кроме того, все слышали, как он кричал через решетку: «Я брат графини Рипонской, мне нужно срочно передать известие моей сестре».
Под ребрами у Джеральдины что-то дрогнуло. Значит, он все же пришел, хотя клялся, что никогда не подойдет к ней, пока она будет с Робертом Маллахом.
— Где он сейчас? — спросила она.
— Привратники хотели оставить несчастного ангела замерзать за воротами, — ответила Анна, — поэтому я занялась им. Я велела кому-то проводить его в мою гардеробную, чтобы он согрелся. Впрочем, оставаться там ему нельзя. Есть кое-кто, кто очень разозлился бы, обнаружив в моих личных покоях воплощенного Адониса.
По тому, как Анна потупила взгляд, Джеральдина поняла, что той не терпится поведать свою новость. Чем быстрее она покончит с этим, тем быстрее сможет поговорить с Сильвестром.
— Кто же? — с наигранным интересом спросила она.
Но Анна была далеко не так глупа, как те, с кем Джеральдина обычно имела дело.
— Тебе совсем не хочется это знать! — возмутилась она. — Ты единственный человек, которому, как мне казалось, я небезразлична! То, что я чувствую, а не то, что получится, если меня выдавить, как зубок чеснока.
Джеральдина колебалась. А затем решила сказать полуправду, что обычно оказывалось самым умным решением.
— Конечно, мне небезразлично, Анна. Просто мне кажется, что я это уже знаю.
— Вот как? — Анна вскочила с тачки. — И что же ты знаешь, скажи на милость? Что меня называют великой королевской шлюхой? Для этого не нужно быть великой шпионкой, это всякий ребенок на кухне знает. Но знаешь ли ты, что именно мне обязан своим свержением Уолси, этот хитрый толстяк?
Джеральдина знала это, но тем не менее покачала головой. Анна уже вошла в раж и не усомнится в ее ответе.
— Помнишь, я говорила тебе, что отомщу им, когда настанет время, правда? И вот оно настало. Генрих Тюдор — воск в моих руках. Я сказала ему: «Отправьте к дьяволу своего любимчика Уолси», — и он это сделал.
В душе Джеральдины на миг вспыхнуло воспоминание о собственном триумфе. Роберт Рипонский не Генрих Тюдор, но все равно момент был сладок: она отдала приказ мужчинке — и он бросил своего любимчика на поживу лютым псам.
— «Ваш великолепный Уолси ничего не добился в отношении вашей величайшей заботы», — заявила я ему, — продолжала рассказывать Анна. — «А знаете почему? Потому что он не старался как следует уладить вопрос, как не старался улаживать ваши дела на протяжении многих лет». Тебе известно, что случилось потом. Но знаешь ли ты, что это — величайшая забота короля?
— Расторжение брака с Екатериной. — Джеральдина ужасно замерзла и с трудом подавила зевоту. Король вот уже три года тайно пытался получить от Папы Климента разрешение на расторжение брака. Екатерина была вдовой его брата Артура, и, согласно книге Левит, такие браки суть грех. Генрих обнажил наготу своего брата — не потому ли все его сыновья умирали, едва родившись? Плодились слухи, и король летом велел оповестить всех, что идет расследование, что в Англию прибыл папский легат с целью проверки правомочности королевского брака. Что речь идет исключительно о благе империи, поскольку если этот брак лишен божественного благословения, то в нем не может родиться наследник английского престола.
Народ, мучившийся от непогоды, неурожая и голода, удовлетворился не так легко, как надеялся король. Королева Екатерина пользовалась популярностью, а ее дочь Мария была принцессой Англии — как король может желать объявить ее бастардом? Кроме того, Екатерина была теткой Карла V. Неужели воинственный император безропотно примет тот факт, что Генрих подвинул его родственницу? А может, он пойдет войной на и без того страдающий от бедствий остров?
При дворе злословили о новой подстилке короля, которая оказывала на него дурное влияние. О его великой шлюхе. Сестре Мэри Болейн, Анне.
