Джаксон ожидал его в величайшей тревоге.
— Ну что? — спросил он, увидя Арамиса.
— Отлично! — отвечал Арамис. — Все вышло, как я надеялся: шпионы, часовые, стража — все приняли меня за вас. Король благословляет вас в ожидании вашего благословения.
— Спаси вас господь, сын мой! Ваш пример преисполняет меня бодростью и надеждой.
Арамис переоделся в свое платье, накинул свой плащ и вышел, предупредив Джаксона, что он намерен еще раз прибегнуть к его помощи.
Не прошел он по улице и десяти шагов, как заметил следовавшего за ним по пятам человека огромного роста, закутанного в плащ. Арамис схватился за кинжал и остановился. Человек подошел прямо к нему. Это был Портос.
— Милый друг! — сказал Арамис, протягивая ему руку.
— Видите, дорогой мой, — ответил Портос, — у каждого из нас было свое дело. На мою долю выпало охранять вас, и я вас охранял. Видели вы короля?
— Да. Все идет великолепно. Ну а где теперь наши друзья?
— Мы условились встретиться в одиннадцать часов в гостинице.
— В таком случае нельзя терять времени, — заметил Арамис.
Действительно, в эту минуту на соборе Святого Павла пробило половину одиннадцатого.
Но так как Арамис и Портос спешили, то они прибыли первыми. Вслед за ними появился Атос.
— Все идет превосходно, — заявил он, не дожидаясь вопроса товарищей.
— А вы что сделали? — спросил его Арамис.
— Я нанял маленькую фелуку, узкую, как индейская пирога, и легкую, как ласточка. Она будет дожидаться нас у Гринвича, против Собачьего острова. На ней хозяин и четыре матроса; за пятьдесят фунтов они согласились ждать нас три ночи подряд. Сев в нее вместе с королем, мы воспользуемся первым приливом, спустимся по Темзе и через два часа будем в открытом море. Затем, как настоящие пираты, мы поплывем вдоль берега, скрываясь за скалами, и если море окажется свободным, направимся прямо в Булонь. На тот случай, если меня убьют, запомните, что капитан зовется Роджерс, а фелука — «Молния». Зная это, вы без труда отыщете их. Носовой платок с четырьмя узлами на углах будет приметой, по которой вас узнают.
Через минуту вошел д’Артаньян.
— Выворачивайте ваши карманы, — сказал он. — Нужно собрать сто фунтов стерлингов. Что касается моих ресурсов…
С этими словами д’Артаньян вывернул свои карманы: они были совершенно пусты.
Нужная сумма появилась в один миг. Д’Артаньян вышел и через минуту вернулся.
— Готово, — сказал он. — Кончил. Ух, нелегко было!
— Палач выехал из Лондона? — спросил Атос.
— Как бы не так! Это значило бы сделать полдела: он мог бы выехать в одни ворота и въехать в другие.
— Так где же он? — спросил Атос.
— В погребе.
— В каком погребе?
— В погребе нашей гостиницы. Мушкетон сидит на пороге, а ключ от входа у меня.
— Браво! — сказал Арамис. — Но как вам удалось убедить этого человека скрыться?
— Да так, как можно убедить всякого на свете: с помощью золота. Это стоило довольно дорого, но он согласился.
— А сколько это вам стоило, мой друг? — спросил Атос. — Ведь вы понимаете, мы теперь уже не прежние бедные мушкетеры, бездомные неимущие скитальцы, и теперь все расходы у нас должны быть общие.
— Это обошлось мне в двенадцать тысяч ливров, — сказал д’Артаньян.
— Где же вы их достали? — продолжал допрашивать Атос. — Разве у вас было столько денег?
— А знаменитый алмаз королевы? — со вздохом проговорил д’Артаньян.
— Ах да! Я видел его у вас на руке, — заметил Арамис.
— Значит, вы выкупили его у Дезэссара? — спросил Портос.
— Ну конечно же! — отвечал д’Артаньян. — Но видно уж, мне на роду написано не владеть им! Что поделаешь? Говорят, у алмазов есть свои симпатии и антипатии, как у людей. Этот алмаз, по-видимому, терпеть меня не может.
— Хорошо, — заметил Атос, — допустим, что с самим палачом дело уладилось, но ведь, к несчастью, у всякого палача, насколько я знаю, бывает помощник.
— Был такой и у этого. Но тут нам уж прямо подвезло.
— Каким образом?
— Не успел я задуматься над тем, как с этим вторым уладить дело, — вдруг моего голубчика приносят с переломанной ногой. От избытка усердия он взялся сопровождать до самых окон короля воз с досками. Одна из них упала ему на ногу и переломила ее.
— А, так это он закричал, когда я был в комнате короля! — заметил Арамис.
— Должно быть, — отвечал д’Артаньян. — Но так как он парень с головой, то обещал прислать вместо себя четырех ловких и опытных рабочих в помощь тем, которые сооружают эшафот. И, вернувшись к своему хозяину, он, несмотря на боль от перелома, тотчас же написал своему приятелю, плотнику Тому Лоу, чтобы тот отправился в Уайтхолл и исполнил свое обещание. Вот это письмо, которое он послал с нарочным за десять пенсов и которое нарочный передал мне за луидор.
— А на кой черт вам это письмо? — спросил Атос.
— Неужели вы не догадываетесь? — спросил д’Артаньян с лукавой усмешкой.
— Честное слово, нет.
— Ну так вот. Любезный Атос, вы, который говорите по-английски, как сам Джон Буль, будете мистером Томом Лоу, а мы трое будем вашими товарищами. Понимаете вы теперь?
Атос вскрикнул от радости и восхищения, затем бросился в гардеробную и достал одежды рабочих, в которые четверо друзей немедленно обрядились. После этого они вышли из гостиницы: Атос нес пилу, Портос — клещи, Арамис — топор, а д’Артаньян — молоток и гвозди.
Письмо, написанное помощником палача, убедило главного плотника, что это те самые люди, которых он ждал.
Среди ночи Карл услышал под своим окном страшный шум: стучали топоры, молотки, скрипели клещи, визжала пила.
Он лежал на постели одетый и уже начинал засыпать, когда этот грохот заставил его вскочить. Шум был неприятен сам по себе, но, главное, он пробуждал в душе страшный отклик — и потому, как и накануне, королем овладели мрачные мысли. Один в темноте, в своем тягостном уединении, он не в силах был выносить эту новую пытку, не входившую в программу его казни; и потому он послал Парри передать часовому, чтобы тот попросил рабочих не стучать так сильно и пощадить последний сон того, кто еще недавно был их королем.
Часовой не захотел покинуть своего поста, но пропустил Парри к рабочим.
Обойдя вокруг дворца и подойдя к окну королевской комнаты, Парри увидел, что решетка, ограждавшая балкон, снята, и к балкону пристраивают эшафот. Последний был еще не окончен, но его уже начали обивать черным коленкором.
