– Донья Гермина, я уверена, это она… злой ангел… – прошептала молодая женщина.
Она подняла голову. Фульвио коснулся ее руки.
– Пора уезжать, Зефирина. Паоло, – приказал князь, – проводи княгиню во дворец и оттуда вместе со всеми домочадцами переправь в замок Святого Ангела, под покровительство папы.
– Я хочу остаться с вами, – возразила Зефирина. Не слушая ее, князь взял жену за руку и повел к лошади.
– Князь Фарнелло уходит… Князь уходит с княгиней… Спасайся кто может, – завопила толпа наемников.
Никто и ахнуть не успел, как началась паника и наемники Ренцо бросились врассыпную.
– Остановитесь, приказываю вам. Вы получили жалованье за участие в сражении, – кричал вдогонку Ренцо, а Фульвио громким голосом убеждал:
– Останьтесь, вы получите двойную плату.
– Останьтесь, я тоже остаюсь.
Последнюю фразу крикнула Зефирина. Увидев панику, она вырвалась из рук Фульвио. Подойдя к пушке и поставив ногу на лафет, она крикнула еще громче:
– Вы кондотьеры или бабы? Неужели вы бросите женщину одну против сорока тысяч мужчин?
Новость мгновенно облетела наемников.
– Княгиня Фарнелло хочет сражаться… Княгиня Фарнелло остается.
Мало-помалу люди стали возвращаться и занимать свои места. Один из них, огромный рыжий ирландец, крикнул:
– Если твоя жена остается, князь Фарнелло, мы останемся, но, если она уедет, мы тоже уедем.
– А ты не говорил нам, Ренцо, что каждому из нас придется сражаться против десяти, – с упреком сказал другой.
– Ну, так что будет делать княгиня? – крикнула группа канониров.
Фульвио взглянул на Зефирину. Она гордо выпрямилась над зубцом крепостной стены.
– Что будем делать? – шепнул князь Ренцо да Чери.
– Она нравится людям, ей надо остаться, если не хочешь, чтобы мы с тобой оказались тут одни, – также тихо ответил Ренцо.
Фульвио кивнул.
– Друзья мои, княгиня остается!
Раздалось громкое «ура», подкрепленное пушечным выстрелом. Не тратя времени на детальные распоряжения, Бурбон отдал приказ начать штурм крепостных стен, окружавших Рим.
– Огонь! – взревел Ренцо да Чери.
Три маленькие пушечки защитников города отвечали на снаряды наемников. Воины с арбалетами, засев за оградой, осыпали стрелами подступавших всадников, а те, у кого в руках были аркебузы, для каждого выстрела использовали фитиль и кресало.
– Спрячьтесь немедленно, – закричал Фульвио Зефирине.
Молодая женщина пригнула голову. Через несколько мгновений началась осада стен со всех сторон.
– Ammazza! Ammazza![43] – вопили люди Бурбона.
Уже начали приставлять к стенам первые лестницы для штурма.
– Горох! Горох! – закричали в один голос Фульвио и Ренцо.
Целые тазы раскаленных шариков, слепленных из горячей смолы, смешанной с древесным углем, стали высыпать на головы тех, кто пытался взобраться на стену. Зефирина услышала крики боли и запах горелого мяса. Сидя на корточках под одним из зубцов стены, она ничем в эту минуту не напоминала великолепную княгиню Фарнелло.
Теперь это была просто молодая женщина, испуганная страшным шумом, воплями, выстрелами и ядрами, сотрясавшими стены.
В западной части крепостной стены уже были проделаны бреши.
– Черт побери…
Пораженный в голову ирландец, в руках у которого была аркебуза, рухнул рядом с Зефириной. Едкий желтый дым заставил ее закашляться. Из-за этого дыма она ничего не видела вокруг, а бесконечные проклятья, крики боли и победные возгласы тех, кому удавалось прорваться, ее совсем оглушили.
И вдруг она услышала совсем рядом с собой какой-то скрежет. К зубцу стены, за которым она пряталась, снаружи приставляли лестницу.
Не очень понимая, что делает, Зефирина схватила аркебузу, выпавшую из рук мертвого ирландца. Ей никогда не приходилось пользоваться этим оружием, но как всякая девушка из знатной семьи, она знала, как оно действует. Дрожа от страха, но оставаясь при этом упрямой саламандрой, Зефирина все же осмелилась выглянуть на мгновение наружу.
Она действительно не ошиблась. Около дюжины солдат во главе с командиром, который только что спешился у самой стены, начали штурм ее зубца.
Увлекая за собой подчиненных, командир первый поднимался по ступенькам лестницы. Зефирина изо всех сил прижала к себе аркебузу. Зажмурив глаза, она поднесла тлеющий фитиль к стволу и нажала на курок. К ее великому удивлению, прозвучал выстрел.
В ответ на него кто-то застонал от боли. Она открыла глаза и глянула вниз. Раненный в пах командир свалился с лестницы на землю. Во время одной из вспышек Зефирина увидела под открытым забралом худое, костистое лицо герцога де Бурбона.
– Ангел смерти… – заикаясь, проговорил коннетабль.
Уже помутившимся взором он смотрел на казавшееся невозможным лицо Зефирины, склонившееся над стеной.
Она едва успела спрятать голову, потому что сразу несколько солдат уже целились в нее. Со всех сторон кричали, и это были панические крики штурмующих:
– В герцога де Бурбона попали! Герцог умирает[44]! Зато осажденные ликовали:
– Княгиня убила герцога де Бурбона! Да здравствует княгиня! Ур-р-ра княгине Фарнелло! Она наш ангел-спаситель, паша мадонна.
Люди Ренцо хотели поднять Зефирину на руки и пронести с триумфом. Они целовали край ее платья, говорили о чуде. За несколько минут в Борго смогли заделать бреши и вздохнуть с некоторым облегчением.
С почерневшим от пороха лицом, в разорванном камзоле к Зефирине подошел Фульвио. Она все еще держала в руках аркебузу. С приближением князя люди расступились. Не сказав ни слова, Леопард склонился над Зефириной. Губы ее коснулись волос жены. В глубоком волнении он прижал ее к себе.
– Моя Зефирина…
Молодая женщина в смущении смотрела на мужа, который уже возвращался к Ренцо. Ну, конечно, ей уже были знакомы эти могучие плечи и эта кошачья походка. Незнакомец на пляже, благородный дворянин, спасший ее из пожара, зажженного преступной рукой, это все он, ее муж, князь Фарнелло.
Она всегда знала это, но почему-то отказывалась признать.
Из груди ее вырвался непроизвольный крик:
– Фульвио! Фульвио…
Князь обернулся. Казалось, он все понял. Он приложил палец к губам, словно хотел послать ей поцелуй или попросить помолчать.
Доставленный в походную палатку умирающий герцог де Бурбон, не переставая, повторял:
– Ангел смерти… я видел ангела смерти… мне нужен исповедник.
Слух о ране коннетабля мгновенно распространился по лагерю. К изголовью умирающего примчалась донья Гермина в сопровождении неотступного Каролюса.
Глядя на кровь, хлеставшую из паха, врач не решился зондировать рану.
